Элла почти беспечно передернула плечами и спрятала мундштук в чехол.

– Есть вещи, которые просто случаются. Ты не можешь их контролировать – и не должна. Потому что они будут управлять тобой, жить через тебя и развиваться. Мудрый человек должен поймать точку невозврата. Я свою поймала. А ты?

– Все намекаете, что мне пора влюбиться?

– Не знаю. Но ты уже выглядишь как пойманный мотылек. Ты продала бизнес. Железная леди Треверберга отказалась от власти. Кто он, Тео? Кто этот мужчина, который заставил тебя пересмотреть свои взгляды?

Ее обдало горячей волной. Не справившись с эмоциями, Теодора обхватила себя руками и посмотрела Элле в глаза.

– У меня никого нет.

Лицо любовницы отца приняло ехидное, почти лисье выражение.

– Даже так. Неужели кто-то посмел разбить тебе сердце?

– Нет!

– Не буду лезть в душу, извини. Скажу лишь, что я рада, что ты так и не выскочила замуж за художника.

Мисс Рихтер медленно выдохнула и улыбнулась. Все-таки держать лицо она не разучилась. Ее губы тронула холодная улыбка.

– У меня никого нет, Элла. Все это я делаю ради себя.

По лицу мисс Уильямс скользнула тень.

– Надеюсь, ты не пожалеешь.

– Если пожалею, это будет только моя боль. Не обязательно пытаться ее разделить.

Их взгляды встретились, и в вип-комнате снова стало холодно. Теодора спокойно изучала Эллу, а та будто что-то искала в безупречном лице бывшей Железной леди Треверберга.

– Если вдруг захочешь поговорить – звони. А сейчас извини. Я должна идти.


Вечер того же дня


В студию она вошла ближе к полуночи. Все дела были закончены. Шаг сделан, и повернуть назад – даже если бы она захотела – никто не позволит. Есть та точка невозврата, которую невозможно отменить. Деньги за бизнесы лежали на ее счету. Управление передано. Это все.

И все, что могло сейчас ее стабилизировать, что могло дать уверенность в самой себе, находилось прямо перед ней. Джеральд крутанулся на стуле и привычно улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. Этот оторванный от мира бизнеса, интриг и больших денег молодой мужчина был вторым человеком на планете, кто знал, кто такая Авирона на самом деле. И он ее не предал. Хотя тысячу раз мог озолотиться на подобном секрете, вбросив его в СМИ.

– Ну привет, звезда, – глубоким мелодичным голосом произнес он. – Думал, не позвонишь. Слышал, ты там бизнес продала. Что это? Кризис среднего возраста?

Теодора рассмеялась. Глянула на телефон – скорее машинально. Не увидела ничего нового и посмотрела на звукорежиссера.

– Я написала песню.

– После годового перерыва, – присвистнул он. – Мое ты золото. Порвем чарты?

– Хочу, чтобы ты послушал и помог записать.

Джеральд сделал глоток крепчайшего кофе, от одного запаха которого у Теодоры начинало ныть сердце, снова крутанулся на стуле, а потом царским жестом положил длиннопалые ладони на пульт.

– Я весь твой, богиня. Только пой! Волшебных нот манящий звук ласкает мой поплывший слух.

– Дерьмовые стихи у тебя, Джерри, как были, так и есть, – расхохоталась Тео.

Как же с ним было легко.

– Я правильно понимаю, что Авирона возвращается? – прищурившись, спросил Джерри.

Рихтер сбросила сумку, пиджак и, оставшись в свободной блузе и джинсах, потянулась, разминая затекшие плечи. Когда она вытащила шпильки, черные волосы крупными волнами ударили по спине. Джеральд следил за ней ярко-зелеными, по-лисьи раскосыми глазами. Русые волосы острижены неровно, косая челка падает на глаза. В свои тридцать пять он выглядел на восемнадцать. Обманчивая инфантильность. Джеральд Стивенсон – тот человек, к которому нужно записываться за год для того, чтобы выбить пятнадцать минут времени в студии. Он создавал звезд. Но важнее другое. Он создавал хиты. Сам писал преотвратные и пошлые стихи, но музыку чувствовал как бог. Они познакомились в первые месяцы после того, как Тео вернулась в Треверберг и взялась за строительство бизнеса.