Я вышел из кабинета взвинченный. Выдохнув, набрал всех по фейс-тайму:

– Через час жду вас в офисе. Срочно! У нас течёт изо всех щелей!!

Глава шестая

2024. Бульд

К моему ресторану «Фонтан» я подъехал за пять минут до назначенного времени и не смог припарковаться. Это и радовало, и бесило.

Мы с товарищами по бизнесу говорим так: у нас есть семья, но никому не запрещается иметь любовницу. Наша семья – это Компания, в которой мы все вместе, но при этом у каждого есть отдельные проекты: Старый несколько лет назад с головой ушёл в ювелирку и рестораны, вместе с Классиком они держат бренд GANSA, а это проектов двадцать, не меньше, открыли всероссийский гастрономический фестиваль «Да, поем!». Сам Классик законнектился с япошками и уже пару лет развивает косметическую линию, успешно или нет, никто не знает, боюсь, даже он сам. Михеич открыл сеть подпольных казино.

У меня в том числе рестораны. Один из моих проектов – сетка японских суши-баров, тридцать шесть точек по всей Москве, никакой лирики, беру количеством, сам суши не ем. Не люблю после того, как попробовал их в Японии и понял, что ничего общего между этими двумя понятиями, кроме названия, нет.

Я не ресторатор, законов и правил построения ресторанного бизнеса не знаю. Вот вилочки-ложечки сам подбираю, это да, люблю кормить друзей, это да. С суперуспешным «Фонтаном» мне просто повезло – год назад я случайно познакомился с итальянцем Джованни, подающим надежды молодым шеф-поваром, у которого уже довольно успешно работал один питерский ресторан. Я каким-то чудом выбил просто золотое место на Театральной площади и под этот проект перевёз Джованни в Москву. На таком месте спрос был бы, даже вздумай мы торговать несвежей шавермой, но это не наш метод. Мы с Джованни за полгода построили архитектурное чудо и поставили, на мой взгляд, просто потрясающую кухню – полуавторскую, полудомашнюю с чеком чуть выше среднего. «Фонтан» стал одним из самых модных мест в Москве, четыреста пятьдесят посадочных мест и средняя наценка на блюда порядка пятисот сорока процентов приносила нам оборот в девяносто миллионов за месяц.

– Аркадий, привет! – радостно подбежал ко мне Джованни. Его сильный миланский акцент был естественным: он смягчал почти все согласные, а особенно «л», говорил очень путанно и сложно, заменял обычные слова на странные конструкции, но я уверен, что он больше играл, утрировал речь, делал её гротескной; просёк, как тащатся от всего этого москвичи. А они охотно шли на Джованни, ведь каждого гостя он встречал как лучшего друга и не важно, что уже через минуту не мог вспомнить их рожи и здоровался заново.

Мы проходили через внушительный зал – там я с удовлетворением не обнаружил ни одного свободного столика, потом вышли на открытую, залитую солнцем террасу – «полянку Мидаса», не меньше, именно тут делались основные бабки.

Все гости повернулись ко входу и, заметив Джованни, зааплодировали не хуже, чем рок-звезде. Он, раскрасневшись, поднял вверх обе руки и артистично раскланялся в обе стороны:

– Угосчайтесь, друзья! – громко сказал он. – Ешьте и пейте у Джованни дома!

Все одобрительно зашумели. Я оставил его позади, а сам, радуясь, что надел непрозрачные солнечные очки, с беззаботным видом направился к центральному столику, с постоянным резервом на моё имя. Итальянская звезда скоро присоединилась.

– Рассказывай, Джованни. Как дела?

– Ну как! Смотри вокруг! Идёт, всё идёт. Этот территория, этот место, очень успешно.

– Всегда так? Полная посадка?

– Семпре[2].

Я открыл барное меню, оно пестрело десятками новомодных креативных позиций от шеф-бармена, его довольная физиономия красовалась здесь же, чуть ниже: «Черноплодный космо», «Молоко бешеной коровы», «Голый Чебурашка», «Малина и соль», «Голубой миланец».