Гильдегард и сам не знал, что имел в виду.

– Я имею в виду, что ты будешь исполнять все мои указания, седлать моего коня, чистить мои сапоги, носить за мной оружие…

– Я понял. Ты хочешь, чтобы я стал твоим пажом.

– Пажом, рабом, какая разница? К тому же, ты будешь писать письма Джоконде де Шатоди от моего имени. Стихи у тебя хорошо получаются.

– Но Джоконда старше тебя в два раза! К тому же она никого, кроме дюка, знать не желает.

– Взрослые дамы опытны и бесстыжи, и могут научить меня тому, чему не научит никакая внучка баронессы. Всем известно, что в Париже Джоконда обучалась специальному искусству любви по богословским книгам с востока. Отец не будет против.

– Я принимаю твои условия, – снова улыбнулся Йерве.

Притащил со двора огромную каменюку, пошел в плотницкую и приволок оттуда большую широкую доску, видимо, служившую когда-то дверью. Положил доску на каменюку так, что доска встала косяком. Затем поплевал три раза на ладони, подошел к кузнецу Варфоломею и протянул руки.

Кузнец утер пот со лба и оперся на рукоять кувалды.

– Сбрендил, мальчик?

– Дай молот, Варфоломей. Я приказываю.

Приказы воспитанника дюка имели под собою веское основание, и даже Варфоломей не смел им перечить. Неодобрительно вложил кузнец рукоять в руки Йерве.

Затащил Йерве молот на лежачий край доски, поближе к каменюке. Залез на остывшую наковальню и спрыгнул на тот край, что торчал в воздухе. Раздался скрип, но доска выдержала, а молот подскочил в воздух и бухнулся на землю. Кузнец отпрянул.

Гильдегард открыл было рот, но Йерве его опередил:

– Неси меч, ты проиграл.

Bозмутился Гильдегард.

– Постой, постой, мы так не договаривались.

– Я сказал тебе, что подброшу молот в воздух, а ты обещал мне меч.

– Но я не имел в виду…

– Что же ты имел в виду?

– Я имел в виду, что ты собственными руками…

– Ты ничего такого не говорил.

– Проваливайте отседова, Демихры окаянные, – прикрикнул на них Варфоломей. – Только и знают, что мешать люду честному работать.

Двое вышли во двор, продолжая спорить.

– Ты лжец, Йерве, и обманщик.

– Я не солгал тебе, Гильдегард. Не моя вина, что ты не умеешь выражать свои мысли словами.

– Ты скотина! – воскликнул Гильдегард. – И кретин! Умею ли я выражать свои мысли словами?

– Чего гневаешься? Ты проиграл пари. Смирись и неси мой меч.

– Я не отдам родовой меч дюков Уршеоло лжецу и дармоеду.

Туча пробежала по лицу Йерве – удар пришелся ниже пояса.

До этого самого момента ни Йерве, ни Гильдегард никогда не попрекали друг друга щекотливой темой. Оба понимали, что положение обоих при дюке сомнительно, поэтому избегали напоминать друг другу о шаткой родословной каждого, тем самым сохраняя равновесие и видимость равноправия. Но сейчас равновесие впервые было нарушено.

– Даже те слова, которыми мысли выражаешь, ты не держишь, Гильдегард. Как и положено вице-дюку-ублюдку, – от возмущения Йерве сорвался на шепот.

– Подлец, – перешел на шепот и Гильдегард. – Быть может, я и незаконнорожденный, но мой родной отец признал меня, тогда как твой от тебя отказался, как от дворняжьего щенка, и выбросил за ворота!

Дыхание Йерве прервалось. В глазах потемнело. Ноги подкосились. Никогда прежде не оказывался он так близко к правде, и никогда правда не бывала страшнее. Схватил Гильдегардa за отворот камизы и пригвоздил к стене плотницкой. Гильдегард не сопротивлялся, сам охваченный суеверным страхом, потому что нарушил кровавую клятву.

– Что известно тебе о моем отце? – проговорил Йерве ему прямо в ухо, обжигая дыханием Рока. – Говори, иначе я лишу тебя чресел!

– Ничего, – пробормотал Гильдегард. – Клянусь… я ничего… я просто так сказал…