Впоследствии его успокоило то, что он пал не единственной жертвой. «Ежедневная рассылка» стала славиться пикантными интервью. Особенно с пожилыми знаменитостями мужского рода.
– Это грязная работа, – однажды заверила Флосси Мэдж Синглтон. – Я торгую своей глупой мордашкой. Не вижу, чтобы я чем-либо отличалась от этих бедолаг. – Они шли домой после вечернего представления в театре. – Не окажись я на бобах, никогда бы этим не занялась. Брошу, как только смогу себе позволить.
– Постараюсь чуток ускорить, – намекнула пожилая женщина. – Когда катишься под гору, не всегда можешь остановиться там, где хочешь. Чем дальше, тем она обычно круче.
Мэдж попросила Джоан прийти пораньше, чтобы они могли поболтать до появления остальных.
– Я пригласила немногих, – пояснила она, вводя Джоан в тихую, отделанную белым гостиную, выходившую в сад. Мэдж занимала несколько покоев в Грейс-Инн18 на пару с братом, который был актёром. – Однако выбрала их с тщательностью.
Джоан пробормотала слова благодарности.
– Мужчин я не пригласила, – добавила Мэдж, устроив Джоан в мягком кресле перед камином. – Боялась привнести неверный элемент.
– Скажите, – попросила Джоан, – мне часто придётся сталкиваться с подобными вещами?
– О, такое всегда происходит там, где мужчины и женщины работают вместе, – ответила Мэдж. – Это неудобство, однако, с ним приходится сталкиваться.
– Похоже, у природы в голове только одна-единственная мысль, – продолжала она после паузы, – когда речь заходит о мужчинах и женщинах. С животными более низкого порядка она обошлась благосклоннее.
– У мужчины больше интересов, – возразила Джоан, – тысяча прочих соблазнов, которые его отвлекают. Мы обязаны культивировать его более утончённые инстинкты.
– Это вопроса не снимает, – проворчала Мэдж. – Всегда говорится, что художник… тот, кто работает мозгами, эти самые мужчины, у которых утончённые инстинкты – самые сексуальные.
Она сделала руками нетерпеливое движение, характерное для неё.
– Лично мне мужчины нравятся, – продолжала она. – Они замечательным образом умеют наслаждаться жизнью: в точности, как собака, хоть мокрая, хоть сухая. Мы же всегда щуримся на облака и переживаем о наших шляпках. Было бы так приятно смочь подружиться с ними.
– Я не хочу сказать, что это всё их вина, – говорила она дальше. – Мы делаем всё возможное, чтобы привлечь их… тем, как одеваемся. Кто-то сказал, что для каждой женщины каждый мужчина потенциальный любовник. У нас не получается об этом не думать. Даже когда ещё не знаем об этом. Нам никогда не удастся цивилизовать природу.
– Она не доведёт нас до отчаяния, – засмеялась Джоан. – Она тучнеет, бедняжка, как выразился Уистлер. Мы миновали ту фазу, когда всё, что бы она ни делала, кажется нашим детским глазам правильным. Теперь мы отваживаемся её критиковать. Это показывает, что мы растём. Позднее она будет учиться у нас. В глубине души она милая старушенция.
– К вам она вполне благосклонна, – ответила Мэдж, отвлекаясь. В её тоне не было раздражения. – Полагаю, вы знаете, что в высшей степени красивы. Вы настолько к этому безразличны, что иногда у меня возникают сомнения.
– Я не безразлична к красоте, – ответила Джоан. – Я рассчитываю на её помощь.
– А почему бы и нет, – продолжала она с вызовом, хотя Мэдж молчала. – Она такое же оружие, как и любое другое – знание, интеллект, храбрость. Бог наградил меня красотой. Я буду пользоваться ей, служа ему.
Они, две эти женщины, представляли собой в тот момент любопытную физическую разницу. Джоан, лучезарная, безмятежная, сидела в кресле прямо, чуть запрокинув голову, её красивые руки сцеплены с такой силой, что под гладкой белой кожей проступали изящные мускулы. Мэдж, наморщив брови, наклонилась вперёд, будто пресмыкаясь, а её тонкие нервные пальцы тянулись к огню.