. Слово, громом пронесшееся по Жертвенному гроту. Эхом ударил колокол, и в его голосе слышалось торжество. Загрохотали камни в глубине пещеры, из провала, где до этого играли лишь слабые отблески огня, взметнулось багровое пламя, пещерное озеро как будто вскипело. Словно ураган пронесся по залу. И из черной пропасти в самом темном углу пещеры поднялись клубы непроницаемого мрака. Посохи семи магов опустились, и все снова стихло, ушло, но затаилось в напряжении, замерло в ожидании. На террасу прямо из камня стены вышагнул Хранитель. На первый взгляд он не отличался от остальных: тот же глухой черный балахон с опущенным капюшоном, тот же рост, та же как будто манера двигаться. Но было в нем что-то неуловимое, что-то темное… страшное… И казался он более призрачным, более могущественным, более нечеловеческим. И таким он и был.

Старший Хранитель, магистр высшего мастерства служения святилищу направился прямо к Верховному жрецу, минуя остальных. Подойдя к Роньону, он замер в ожидании приказа.

– Начинайте! – повелительно произнес жрец.

Хранитель молча кивнул и двинулся к краю террасы. Шагнул в пустоту, но не упал, а стал спускаться по воздуху, как будто по невидимым ступеням. Оказавшись в центре пещеры, он остановился и поднял руку. С шести сторон к нему подошли по одному Хранители, образовав круг. Поднялись к своду руки с зажатыми в них короткими жезлами, и внутренности грота стали изменяться. По периметру пещеры, в шести местах, на гладких каменных плитах засияли огни. В шести местах бегущим огнем были начертаны шесть окружностей с вписанными в них шестилучевыми звездами. Потом каждый из Хранителей вывел жезлом в воздухе сияющую руну: огненную, мертвенно-бледную, синюю, голубую, темно-фиолетовую и коричневую. Мгновение, и знаки легли на каменные плиты. Шесть Хранителей замерли, каждый у своей гексаграммы, вынув из складок своих одежд самое разнообразное оружие: короткий трезубец, секиру с вороненым лезвием, меч, полыхнувший багровым огнем, шпагу, голубовато льдисто блеснувшую в свете огней пещеры, небольшой молот и боевой жезл – стальную пластинку с множеством острых углов, лезвий, шипов и крюков, укрепленную на короткой рукоятке. Старший Хранитель, стоя почти в центре грота, воздел руки, и перед ним на камне вспыхнул радужный огонь. Руки магистра опустились, огонь затих, и опав, оставил на камне круг с гексаграммой, передав им свое многокрасочное свечение. Рука Хранителя плавно двинулась, поймав из воздуха маленький блестящий шарик, и кинула его в середину гексаграммы. Шарик, рассыпая искры, проворно бегал и прыгал по камню, оставляя в местах своего касания переливающиеся точки и линии. Закончив дело, он сам собой прыгнул в руку Хранителя и исчез из нее так же внезапно, как и появился. Старший Хранитель повернулся к группе стоящей на террасе и поклонился – все было готово.

Ударил колокол, и жрец в черной рясе, тихо поднявшись в воздух, полетел к пропасти, в которой клубилась тьма. Встав на краю темного провала, жрец высшего посвящения взмахнул рукой, и шар с заключенной в нем частицей Ломэраука, поплыл в центр горящего круга. В стене, неподалеку, сдвинулись камни. Из проема вышло трое, причем двое из них – высокие мрачные мужчины в свободно спадающих темных одеждах, поддерживали, почти несли, молодую, черноволосую женщину. На плечи ее был накинут черный плащ, а руки и ноги сковывали прочные цепи. Она не сопротивлялась, хотя была в полном сознании, и в глазах ее плескались страх и боль. Губы дрожали, но не издавали ни звука. Щеки были мокры от слез, а лицо белым как снег. Жрец воздел руки с зажатым в них жезлом и крикнул: «Ломэраук, во имя верности и служения нам, прими эту жертву!» – тьма, спокойно клубившаяся в пропасти, словно взорвалась, бурля и бунтуя. Женщину подтолкнули к краю обрыва. Секира, висевшая на поясе одного из священных палачей, оказалась в руках. Свистнула сталь. Черные волосы взметнулись, кровь фонтаном ударила из разрезанных артерий, алый водопад оросил клубы мрака. Тело в плаще и цепях покачнулось и упало в непроницаемую тьму, а голова, взлетев, вдруг зависла. Глаза открылись – взглянув чернотой, а губы, несмотря на заклятие, глухо произнесли: «Жертва принята». Глаза закрылись, и голова последовала вслед за телом.