Калитка была открыта, входная дверь тоже. Миша шагнул в дом и заглянул за угол.

– Кто-нибудь дома? – громко спросил он, и в ответ прозвучала тишина. Он пожал плечами, скинул тапки и прошел на кухню.

Кира несмело прошла следом. Белые носочки собрали пыль на полу. Миша хозяйничал у плиты. Он поставил чайник.

– Чай, кофе? – спросил он. – Потанцуем?

Кира устало вздохнула и села за стол. История повторяется, и ей это не нравится. Если он опять скажет “пошли гулять”, а потом они набухаются, это будет фиаско.

– Не потанцуем.

Миша тихо цокнул.

– Ну ладно, – сказал он. – Когда-нибудь прокнет. Так чай или кофе?

– Кофе. Мне понравилось, как ты вчера сделал мне кофе.

Губ Миши коснулась смущенная улыбка. Он замер на секунду, дожидаясь, когда спадет волна исступления и пройдет дрожь в руках. Чайник звонко щелкнул, выводя Мишу из оцепенения. Он разлил кипяток по кружкам, щедро разбавил кофе для Киры молоком и снял яичницу и бекон с огня.

Миша шагнул к Кире и поставил перед ней кружку, долго придерживая. Кира обняла ее пальцами, и тогда Миша убрал руку. Кира сделала два глотка, и только потом поняла, что Миша все еще стоит рядом с ней; она подняла взгляд. Миша изогнул бровь. Кира задержалась на его глазах. Она снова купилась на эту игру в гляделки. Кира отвернулась, сквасив губу, и вздернула носик. Миша тихо фыркнул, поставил перед ней тарелку с яичницей и беконом и сел напротив. Он подпер голову ладонью.

– Хватит на меня смотреть, – попросила Кира. Она не любила, когда кто-то заглядывает ей в рот во время еды. К тому же, она еще хорошо помнила, чем это закончилось в прошлый раз.

Миша послушно отвел взгляд, и Кира начала есть. Он старательно не смотрел на нее, пока она не доела бекон, в один присест закинул в себя завтрак и принялся за кофе.

– Ты сильно расстроилась? – спросил Миша, и Кира скуксилась – ей эта тема вообще не нравилась. Еще больше, чем целоваться, она не хотела обсуждать это. Когда она отвернулась, Миша продолжил: – Кир, я не экстрасенс. Если тебе правда было неприятно, просто скажи это. Если ты будешь молчать, я так и не пойму, что сделал не так. И сделал ли.

Кира бросила на него косой взгляд, так и не поворачиваясь; Миша терпеливо ждал. Он уже успел заметить, что она не любительница обсуждать свои чувства, а любительница, чтобы он угадывал.

– Я хочу договориться с тобой об одной вещи, раз уж мы общаемся, – сказал Миша, и Кира уже более заинтересованная обернулась к нему. – Если тебе что-то нравится или не нравится – говори об этом прямо. Я не умею угадывать по твоему лицу. Хорошо?

Кира скуксилась и отвела взгляд. Еще до того, как Миша успел страдальчески вздохнуть, она тихо буркнула:

– Ладно.

Миша прикрыл глаза и благодарно кивнул.

– Спасибо, – сказал он. – Так поступают взрослые люди и, я надеюсь, мы тоже будем.

Он прокашлялся.

– Так вот. Ты сильно расстроилась?

Кира снова насупилась; она не знала.

– Я расстроилась, – пробурчала Кира, не поднимая глаз. Миша улыбнулся; хоть где-то она пошла ему на встречу.

– Хорошо, – он кивнул, – что именно тебя расстроило: то, что я тебя поцеловал, или то, что я не спросил твоего разрешения?

Кира остолбенела; лицо у нее от удивления вытянулось, она отклонилась на спинку стула и изобразила озадаченное выражение. Миша только развел руками:

– Да, ты правильно поняла, это угадывать я тоже не собираюсь.

Они помолчали несколько секунд, и Миша снова сказал:

– Я объясню, почему я об этом спрашиваю. Ты не ударила меня после этого, не ушла, и продолжаешь со мной разговаривать. Что именно было не так? Я это учту и исправлю.

– И то, и другое, – буркнула Кира. Миша снова кивнул.