– Единственное, что я могу тебе предложить – это десерт, – тихо проговорил он, и Кира обернулась к нему, сделав на лице непонимающее выражение. – Ну… Знаешь, в ресторане когда блюдо не понравилось, в качестве извинений предлагают десерт.

Ненадолго повисло молчание. Миша задержал дыхание, наблюдая за ее реакцией. Через несколько мгновений, когда Кира поняла, что это идиотская шутка, она зашипела и потянулась к подушке, чтобы ударить его; Миша среагировал быстрее. Он перехватил подушку, плечом толкнул Киру на постель и навис над ней, приблизившись к ее лицу. Он смотрел на нее несколько секунд, потом отполз назад и сел на край кровати. Кира села, прижавшись спиной к спинке, и обняла подушку, прячась от него.

– Извини, – забурчал он и отвел виноватый взгляд. – Мы, наверное, еще не в тех отношениях, чтобы я тебя так зажимал.

Миша посмотрел на нее исподлобья.

– Хотя если тебе нравится… – на его губах заиграла ухмылка, и Кира стерла ее ударом подушки. Миша спрятался за локтем и рассмеялся. – Серьезно. Извини за вчерашнее.

Кира помолчала. Она снова прижала к себе подушку. Она не сводила с Миши глаз; он тоже не сводил с нее глаз. Кира сдвинула брови.

– А где “я не хотел, я так больше не буду”? – претенциозно спросила она.

Миша прыснул и откинулся на руку.

– Бабушка говорила, врать нехорошо.

Снова повисло молчание. Кира снова шлепнула его подушкой, и в этот раз он перехватил ее.

– Что? – он отбросил подушку в изголовье. – Если бы я не хотел, я бы тебя не поцеловал. Переодевайся. Я отвернусь.

Кира подошла к аккуратно сложенной на стуле одежде. Она через плечо зыркнула на Мишу, но он послушно сидел, уткнувшись взглядом в подушку. Она понаблюдала за ним еще секунду и стала переодеваться. Она ждала снова каких-то шуток и подколов, но он просто сидел и ждал. Кира отнеслась к этому настороженно, но пока она не сказала, что готова, он даже не порывался подглядеть.

Миша не соврал: до дома отца здесь оказалось рукой подать. В прошлый раз они ехали на машине через центр, а теперь Миша повел ее по узкой тропинке сквозь густой темный лес.

Как только они миновали границу, кузнечики затихли и солнце скрылось; стало темно и тихо. У Киры сжалось сердце, она спряталась у Миши за спиной и шла за ним шаг в шаг; он как нарочно не торопился. Пахло хвоей и влажной землей, кеды скользили на выступающих из земли толстых корнях. Даже птицы не кричали, и у Киры по спине и плечам пробежали мурашки – не то от страха, не то от прохлады.

Миша вдруг остановился. Кира едва не врезалась в его спину и испуганно заозиралась.

– Мы одни, посреди леса, – издалека начал он, оглядываясь вокруг. – Не страшно?

Кира ударила его в спину, и Миша тут же смягчился.

– Ладно-ладно, – он приобнял ее за плечи и крепко прижал к боку, не давая отойти. Он наклонился, касаясь щекой ее лба; от него пахло телом и пылью. У Киры на глаза навернулись слезы, и она красноречиво скуксилась. – Не бойся, я просто пошутил. Идем.

Он потянул ее за собой, и Кира еле успевала переставлять ноги. Миша скоро ее отпустил, и они вышли на свет; Кира поморщилась и закрылась от солнца ладонью.

– Вот и пришли, а ты переживала.

Она плохо помнила, как дом отца выглядел снаружи. Но сейчас она видела перед собой двухэтажный дом белого кирпича с красной черепичной крышей, обнесенный высоким кованым забором, и ей не казалось, что ее отец мог тут жить. Это больше напоминало дворец какой-нибудь знаменитости, а вовсе не дом мэра. А потом Кира вспомнила, что он строил его для мамы и, наверное, делал расчет на ее положение. Она бы не стала жить где попало.