Газ на пределе. Ветер обтекает тело, а сердце бьется в такт двигателю. Ему беспокойно.

Черт побери, я никогда не был святым! В моей семье без лжи и умения грамотно прикрывать свою задницу вообще было колоссально трудно, а когда у тебя еще младший брат, который при живом отец нахер никому не нужен и постоянно нарывается на неприятности, это шарашит такой ответственностью. Не отвертишься. И с девушками складывалось по-разному. Я не могу назвать себя влюбчивым. Вообще не уверен, что до Яси по-настоящему влюблялся. У этой трогательной девочки получилось достучаться до моего нутра. С остальными как-то не срасталось. Мне всегда не хватало в них… Ярославы, наверное. А сейчас я не могу придумать себе оправдания. И меня жрет совесть.

Вчера сорвался на ней. Внутри горело и чертовски хотелось выплеснуть хотя бы часть этого огня вовне. Зато понял, что Яся вполне готова к разгону. Я сам слишком торможу себя, боясь ее напугать.

Останавливаюсь у вагончика. Парни дымят. Делая козырьки из ладоней, смотрят на меня.

— Кит, дай канистру. Я пустой почти.

Кладу шлем на скамейку, расстегиваю куртку. Теплый ветер сразу пробирается под футболку и приятно щекочет разгоряченное, потное тело. Погода в этом году определенно за нас. И я тоже подставляю лицо солнцу, пока Толмачев ходит за бензином.

— Прокатиться с тобой? — вручает мне канистру.

— Не надо. Я кроме дороги сейчас нихрена не вижу. Мысли раскладываю.

— Помогает?

— Угу. Дайте кто-нить сигарету, пожалуйста.

Парни передают. Кит забирает, протягивает мне пачку. Губами вытягиваю одну сигарету. Беру у Толмачева зажигалку. Прикуриваю и сразу делаю несколько затяжек. В груди становится тяжело и вместе с тем чертовски хорошо.

Байк остыл. Выбросив затушенный бычок в бочку для мусора, седлаю его и срываюсь на очередной круг. Куртку не застегиваю. Ветер врезается в ребра, парусом раздувает кожаную экипировку. Останавливаюсь, застегиваюсь. Мешает.

На новом круге резко давлю на тормоз, улетая прилично вперед. Плохой пример для парней, которых я учу правильно работать с техникой, чтобы не убиться. Но сейчас пример будет еще хуже, потому что тренер превратится в убийцу!

— Что. Ты. Здесь. Забыла?! — На последнем слове срываюсь на животный рык, вырывающийся из грудной клетки.

Соболева в легком, развевающемся на ветру платье открыто мне улыбается. Парни косят на нее взгляды, поднимаются и тактично сваливают подальше.

— Увидеть тебя хотела. А где найти Гордея Калужского, если не на треке? Ты же здесь живешь практически.

— Какая осведомленность, — вешаю шлем на руль.

Нервно дергаю молнию на кожаной куртке, ее тоже снимаю, раскручиваю задравшиеся рукава футболки. Эти простые действия помогают держать себя в руках.

— Да брось. Об этом все знают. Ты же повернут на своих мотоциклах. Прокатишь?

— Лина, чего тебе надо? — опираюсь бедрами на борт байка.

Соболева подходит ближе. Светлые волосы все время попадают ей на лицо. Откровенно облизывая меня взглядом, заплетает их в косу.

— Тебе очень идет эта форма, — улыбается она. — Может, поужинаем?

— Ты серьезно сейчас? Или это какой-то прикол? У меня есть Яся, — напоминаю девушке. — Ничего не изменилось.

— Если бы, — она подходит еще ближе и упирается острым ногтем мне в грудь, — я не была с тобой той ночью, может быть, и поверила. Но нам было хорошо вместе, Гордей. Правда хорошо. У тебя словно сорвало все стоп-краны. Я даже не думала, что ты такой ненасытный! И это при том, что ты был изрядно пьян. Представляю, каким ты будешь, когда трезвый.

— Запретить тебе фантазировать я, к сожалению, не могу. Исчезни, — отбиваю ее руку.