Пленников тут же подхватили и поволокли с помоста.
– Следуйте за мной! – провозгласил Матвей, спустился с помоста и направился в сторону окраины.
Собравшиеся некоторое время медлили, а потом потянулись за проповедником и его "гвардией". Коля решил, что с крыши сарая он, пожалуй, ничего не увидит, поэтому спрыгнул на землю и тоже отправился следом.
Далеко идти не пришлось. Когда последние дома и прилегающие к ним огороды остались позади, процессия остановилась посреди пустыря. Матвей обернулся к односельчанам, воздел руки вверх и прокричал:
– Да свершится правосудие Божье. Ежели Господь посчитает преступников невиновными, они выживут и вернутся к нам, очищенные, – после чего приказал конвоирам: – Приступайте!
Дюжие "гвардейцы" пинками и ударами дубинок погнали убийц прочь. По толпе прокатилась волна шепотков.
Николай, вытянувшись вверх и приподнявшись на носочках, увидел, что метрах в ста от преступников среди высокой травы мелькают хищные силуэты. Так вот что задумал этот фанатик! Прикрываясь высшим судом, он попросту хочет скормить убийц стражам. Ведь знает, подонок, что собаки тотчас же раздерут преступившего границу, невзирая на его виновность перед людским сообществом. Очень удобно – так Матвей любого может обвинить в каких угодно грехах и потом списать всё на Божий суд.
Само собой, никакого сочувствия к трём выродкам Коля не испытывал, но честнее было бы самим лишить жизни убийц, чем устраивать насквозь фальшивую казнь. Хотя, намерения Матвея понятны: он создаёт себе имидж бескомпромиссного борца с преступностью и лишний раз демонстрирует, будто бы Бог на его стороне. Умно, ничего не скажешь.
Тем временем "гвардейцы" перестали подгонять осуждённых, остановившись шагах в пятидесяти от границы. Невидимую черту можно было определить только приблизительно – обычно именно около неё и ждали стражи. Вот и сейчас разнокалиберные собаки расселись ровной линией, ожидая, осмелится ли кто-нибудь переступить роковой порог.
Трое убийц остановились, не решаясь подходить ближе к свирепым псам. В спину им полетели булыжники и куски кирпичей – адепты оказались людьми предусмотрительными и захватили метательные средства с собой. Один из осуждённых упал – камень попал ему в затылок, и больше не двигался. Двое оставшихся, то и дело дергаясь от попаданий, побрели к границе.
Стражи сидели неподвижно, словно египетские статуэтки из краеведческого музея. Наверное это приободрило преступников – они ускорились, по большой дуге пытаясь обойти собачью стаю.
Когда до собак осталось шагов двадцать, из зарослей орешника вылетел вожак. Громадное лохматое тело стрелой пронеслось над травой. В несколько прыжков пёс-мутант покрыл расстояние до приговоренных и мощным толчком сбил одного из них на землю. Человек не мог даже защищаться – руки у него были по-прежнему связаны за спиной. Единственное, что он успел, прежде чем острые клыки распороли его горло, это тоненько, как пойманный заяц, вскрикнуть.
Даже с расстояния, с какого смотрел Николай, был виден жутковатый фонтанчик крови, бьющий из разорванного горла. Пёс даже не зарычал – взревел, и, оставив бьющуюся в конвульсиях жертву, бросился на замершего в ступоре последнего из убийц. Тот неожиданно резво отпрыгнул в сторону, увернувшись от вожака, и со всех ног метнулся обратно к людям. Но убежать от неминуемой гибели ему не удалось – уже на третьем прыжке пёс настиг свою жертву. Удар в спину, утробный рык, и пёс сомкнул здоровенные челюсти на голове беглеца.
Вожак мотнул лохматой башкой, разбрызгивая капли крови. Облизнувшись, он словно бы потерял интерес к истошно вопящей жертве. Он неспешно потрусил к тому из убийц, что получил камнем в затылок, обнюхал неподвижное тело, поднял заднюю лапу, опрыскал его мочой и так же не спеша направился назад к границе.