— Маджен Холин? — проговорила я и поняла, что от потрясения совсем не помню, в какую сторону идти.

Но Минотавр… некромант оказался с пониманием и проводил.

— И часто вы так нервничаете? — спросила я.

У Холина в глазах все еще плясало синим, хоть выглядел он уже нормально.

— Случается. Мой отпуск внезапно закончился, тут любой расстроится, учитывая, куда мне придется возвращаться.

Улыбнулся, а я вспомнила, как он одежду на мне поправлял, и взгляд отвела. Вот бы кому волшебного чая подлить…

Холин взял меня за руку, провел большим пальцем по печати ограничения, и значки-мошки потемнели, наливаясь чернотой, а часть, наверное, разбежалась у меня под кожей, иначе отчего мне сейчас так волнительно?

— Маджен Холин…

— Я больше не при делах в вашем деле. Меня зовут Север. Или Мрак. А вам как больше нравится? — И глазами полыхает.

— Мне все нравится. — Надеюсь, он про имена, а не о том, о чем я подумала.

— Вы свободны вечером? Хочется провести его в приятной компании. Мы могли бы поужинать и поговорить. По-дружески, — а сам отнюдь не по-дружески меня по запястью гладит, — пока ваш надзиратель не явился.

Но он явился, и именно его мне этим вечером придется очаровывать. Вот засада…

— Извините, Север, сегодня у меня не получится.

— Жаль. — Некромант выпустил руку, пожелал приятно провести время и оставил меня у ступеней УМН в смятении и немножко в бешенстве. Теперь мне хотелось заварить Пеште не чая, а яду, и покрепче.

Следовало вернуться домой. Я прошла дальше, раздумывая, как бы поудачнее перейти дорогу, подняла глаза и застыла. С обратной стороны стоял человек с кожей-пленкой на мертвом лице и черными абрисами вокруг рта и глаз. Тот же? Другой?

Тот же. Он посмотрел на меня и улыбнулся, обнажая игольчатые зубы, и чуть кивнул, будто приветствуя. Натянувшаяся кожа лопнула по линии скул, по щекам потекло гадким и совсем не кровью. Его плащ пришел в движение, распадаясь понизу на шевелящиеся змеями узкие ленты. Повинуясь жесту, две из них дернулись ко мне призрачно-дымными струями. Я запоздало отмахнулась тростью, размазав одну в воздухе, а по второй не попала. Она коснулась меня, мне стало все равно, и я шагнула на дорогу.

В лицо ударил тугой поток воздуха от развернувшихся перед моим носом черных крыльев. Я увидела раззявленный клюв с ниткой языка и как-то сразу хрипящую лошадиную морду и возницу-полутролля. Он тряс меня за плечи, а потом сунул в рот флажку и нос зажал. Я глотнула, зашлась кашлем. Крепкий напиток обжег горло, ураганом пройдясь по пищеводу, и сгустком лавы упал в желудок.

— Ну от! Живая! Живая?

— Не уверена, — пробормотала я, утирая проступившие слезы и чувствуя, как начинает гореть лицо.

— Живая, — заверил меня возница, подав мне в руки оброненную трость, — от и краски вернулись. А то как зачаровал кто. Куда ехать-то?

Ехать я отказалась. Перешла дорогу и направилась привычным маршрутом через парк, не особенно торопясь и отдыхая на скамейках.

Странное происшествие вымело из головы романтическую дурь о некромантах, а троллий самогон — запоздалый зябкий страх от случившегося. Теперь не мешало бы, чтобы и сам самогон куда-нибудь делся… Он так и плавал внутри меня раскаленной лужицей, постепенно охватывая все большее пространство.

Щеки горели, стало весело, на лице появилась неуместная блаженная улыбка. А еще ворон вдруг нашелся. Если только это не он меня там, у дороги, пытался таким странным способом оградить от беды.

Птиц перелетал с дерева на дерево по мере того, как я шла. Потом пропал. Подойдя к дому, я обнаружила его сидящим на покосившемся коньке над крыльцом. Смотрел, как обычно, осуждающе. Сегодня как-то особенно сильно осуждал.