Определение времени и пространства как явлений природы оказывается, впрочем, более ответственным, чем определение их как сущностей. Оно отрывает данные понятия от философских, потому что переводит в разряд природных феноменов, которые служат объектами науки. Явление природы, следовательно, не может быть всеобщим свойством (атрибутом) материи или некой формой всего. Любое явление, если оно именно явление, т. е. то, что измеряется или описывается научным языком, не бывает всеобщим, не бывает повсеместным и вездесущим. Таких нет. Не повсеместно ньютоновское тяготение, не повсеместно электричество как явление природы, не повсеместны лес, вулканы, любые естественные тела или процессы природы. И если время и пространство измеряются, как же им не быть вполне конкретными, ощутимыми и осязаемыми нашими органами чувств или их продолжением – приборами? С ним можно работать, что мы и непрерывно делаем, измеряем часами или чем-нибудь еще, прикладываем разные линейки к поверхностям, т. е. определяем величины в пространстве и используем их для различных надобностей. Отличие объекта науки от предмета общих и неконкретных рассуждений в том, что его необязательно понимать, уяснять его суть, как уже говорилось. Его нужно принимать, использовать и применять таким, как оно есть, – непонятным. Если мы дадим себе труд подумать, все предметы науки этим и отличаются. Мы с ними работаем, и в их использовании заключена их суть, а не в том, чтобы понимать, что они такое. Наше достоинство и наш вместе с тем недостаток состоит в том, что мы сначала действуем, а потом соображаем. Но такова данность.

Итак, условимся для начала считать время явлением природы и, следовательно, не универсальным, а вполне локальным явлением, как и все прочие. Вот, к примеру, такое явление, как электричество. Если спросить любого физика, ни один не объяснит до конца, что оно такое. Зато оно замечательно описано, выяснены все законы, по которым оно существует. Благодаря этому описанию с ним работают. Хотя лучше сравнить время с каким-нибудь более сложным явлением, определяемым более абстрактным словом, к примеру, с наследственностью. Эволюция взглядов на это понятие покажет нам более отчетливо нашу проблему со временем и пространством. Судьбы их схожи, поскольку мы можем теперь сказать, к чему слово «наследственность» относится.

В конце прошлого века и в начале нашего слово «наследственность» было не менее отвлеченным, чем слово «время», и не менее запутанным. Оно считалось всеобщим, главным свойством организма вообще. Но с открытием материального носителя все встало на свои места. Оказалось, что наследственность есть свойство не всего организма целиком, у него есть точная локализация, источник; оно диктуется вполне конкретным материальным комплексом, в котором закодирована информация о вполне конкретных свойствах организма. У наследственности есть причина в виде генетического материала, четко локализованного в структуре клеток. Состав генома конкретно отвечает за воспроизведение в следующем потомстве каждого из свойств организма. С его открытием образовались новые науки, хотя наследственность сохранилась и как общее понятие, относящееся ко всем организмам без исключения.

Примерно подобную же эволюцию претерпевает, на мой взгляд, и понятие времени (соответственно, и понятие пространства). Надо считать их явлениями, вызываемыми вполне конкретными и осязаемыми причинами. Оно детерминировано другими природными факторами, при появлении которых обнаруживается и время. Иначе говоря, следует предположить для начала, что время не имеет характера всеобщности, как трактуют философские словари. Оно появляется и может быть измерено лишь при определенных условиях, следовательно, при других условиях не появляется, его там просто нет. Ведь есть области, где электричество или наследственность имеют значение, а в других – нет. Так же и время, и пространство. У них есть не мистическая «всеобщность», но локализованная и не расплывчатая, а вполне конкретная причина.