Время в природе и науке Геннадий Аксенов

© Аксенов Г.П., 2024

© «Гаудеамус», оригинал-макет, 2024

© Издательская группа «Альма Матер», серийное оформление, 2024

Проблема времени заинтересовала меня еще в 1979 году как одна из вечных и предельных тем естествознания и философии. В некоторых популярных статьях авторы с почтением ссылались на труды академика В. И. Вернадского по этому вопросу. Обратившись к ним, я сразу понял, что непременным условием для решения сакраментального вопроса «Что такое время?» служит другое времяподобное понятие – вечность, но не в религиозном или в абстрактном философском смысле как единство прошлого, настоящего и будущего, а в более простом естественно-научном смысле, т. е. нескончаемое число лет. С биологической и геологической точек зрения вечно то, что не имеет начала, течет бесконечно. Вернадский утверждал, что из всех природных явлений единственно непрерывно только течение жизни, все остальные вещи бренны, возникают и разрушаются. Следовательно, жизнь не случайна, более того – необходима во Вселенной. Значит, время течет как смена поколений организмов.

Для меня такое простое решение оказалось неожиданным и в некотором смысле обрушилось на меня как откровение. Произошла гигантская перестройка в мозгу, все знания, школьные, институтские и приобретенные в зрелые годы, вдруг начали укладываться совершенно непривычно, но удивительно логично. Вся привычная картина мира перестала быть противоречивой, многие ее нерешенные загадки оказались если не разгаданными, то обретшими более четкую перспективу.

Ключевой мыслью, буквально сильнейшей вспышкой света стала для меня фраза из статьи Вернадского «Начало и вечность жизни». В статье он если не опроверг, то поставил под сомнение широко распространенный в науке (в том числе и в моих воззрениях) абиогенез, т. е. привычную для всех идею происхождения жизни из косной материи в каком-то неопределенном далеком прошлом. Фраза звучит так:

«Абиогенез, по этим представлениям, был в начале эволюционного процесса, был, может быть, процессом длительным, неповторяемым в условиях существования Земли, как недостижимо и неповторяемо для нас искусственное обратное превращение позвоночных в их отдаленных предков. Абиогенез, по этим представлениям, есть одна из стадий эволюционного процесса, связанная с теми неповторяемыми и невосстанавливаемыми земными условиями, какие не повторяются и не восстанавливаются для любого эволюционного изменения организма. Мы прежде всего не можем восстановить необходимое и неизбежное для этого – время»[1].

Здесь я остановился и понял принципиальную новизну такой постановки проблемы. Точно помню, когда и где это произошло: в научном читальном зале нашей государственной библиотеки в конце февраля 1981 года.

Вот оно что! Любой, даже самый примитивный организм не мог образоваться из ничего или из материи сам собой, потому что он не мог встроиться в уже шедшее до него время. Оно уже длилось и текло до него. И если кто-то в лаборатории, а таких экспериментаторов в истории науки и сегодня не счесть, вдруг воспроизведет живую клетку или ее самую значимую часть, которая вдруг начнет самосборку, он не сможет пустить созданные химические структуры в ход, заставить их жить. Все такие попытки в прежней науке, а их много и подробно разобрал Вернадский, оказались тщетны не из-за недостаточной изощренности ученого или слабой оснащенности лаборатории. Нет, просто они всегда будут тщетны. Нельзя обойти закон природы. Значит, время суть закономерное и неотменяемое природное явление. Его нельзя запускать заново, оно может течь, только будучи рожденным от такого же живого и текущего.

Это была такая простота, которую невыносимо трудно осознать из-за привычек мышления. Испытанная мною сильнейшая перестройка в воззрениях объясняется тем, что до того я был уверен, что живые организмы «произошли», «появились» когда-то в каком-то случайном порядке. Происхождение жизни – настолько привычный тезис, что за века культивирования стал уже как бы врожденной установкой сознания, впитываемой в самом нежном возрасте. Отчасти из-за очевидного и неоспоримого факта, что тебя самого тоже ведь не было, а потом появился.

Причем данные о биологическом характере времени еще можно было принять, что и было мною сразу воспринято. Тем более такие парадоксы звучали иногда, особенно в поэтической речи. «Не время проходит, мы проходим» – такие фразы у поэтов и философов стали уже трюизмом. Но вот сопряженный с первым второй тезис – о всегдашности жизни – воспринимался с бóльшим трудом. Если первый я осознал с радостью и как бы ожидаемо и сразу начал его пропагандировать в своих историко-научных эссе, то к глубокой революционной новизне второго я привыкал не менее двадцати лет.

Первым научным и литературным опытом на этом пути стала моя статья в академическом журнале[2]. Затем последовали и другие тексты[3].

Но самое интересное, что более отчетливо выяснилась не только текущая современная ситуация, но прямо-таки актуальными оказались прежние разработки по данному вопросу в истории философии и науки. Рассмотренные с точки зрения концепции «время – это жизнь», все исследования, касавшиеся вопроса о времени и пространстве, выстроились в определенную обратную перспективу до самых первых шагов науки – в Античности. Стало ясно, кто был предшественником концепции Вернадского, кто внес в нее наибольший вклад или натолкнул на нужное понимание каких-то деталей, а кто вносил в проблему путаницу. Тем самым получалась долгая историко-научная дорога, которую я и описал в хронологическом порядке как семинар, продолжавшийся две с половиной тысячи лет[4].

Работать над темой я не переставал. Понятие времени имеет одно удивительное свойство. Оно относится буквально ко всем научным дисциплинам, начиная от самых абстрактных и кончая общими представлениями о научной картине мира в целом. Как раз такой широкий спектр и объясняет, что оно, время, присуще жизни, которая тоже обладает таким широчайшим статусом вплоть до художественного ее отображения, например, в слове или в музыке. И с каждым новым дополнением картины само понятие увеличивается в объеме. Так происходило и у меня. Приходится быть универсалом, но главный смысл от этого только укрепляется.

Вот почему я решил, что необходимо дополнить книгу вышедшими в разное время статьями, в основном в журнале «Вопросы философии». Наше современное понимание времени настолько далеко от его решения Вернадским, что считается вопросом философским. Именно в таком смысле время понималось историками науки, которые статьи ученого упорно относили к философии. Так назывался, например, сборник множества работ по проблемам времени и пространства, приуроченный к 125-летию ученого[5]. Мне однажды пришлось даже специально выступать с опровержением такой квалификации трудов на эту тему[6]. Дело в том, что в советское время Вернадского постоянно обвиняли именно в философских грехах, несмотря на его настойчивое указание относиться к его трудам как к научным.

Но и сегодня никакой научный журнал не примет статью с общенаучным представлением о времени, потому что все они специализированы, поэтому проще печатать такие статьи как относящиеся к философии науки или к ее методологии.

Я остаюсь в своем убеждении, что к проблеме можно относиться и с философской точки зрения, и с научной. В данной книге есть и тот и другой ракурсы, недаром в ней собраны идеи множества ученых и мыслителей, начиная с Античности. Но одно отличие философского языка от научного кардинально все решает. Наука начинается с измерения, когда необходимо в основание положить не рассуждения, а научные данные, которые, может, и не относятся к данной проблеме, а делаются в положительной науке совсем с другими целями. Зато они, как правило, точны. Так и получилось в данной книге. В ней есть глава 21 из «Причины времени», в которой речь идет о единице времени, которая найдена в биофизике, но не считается именно единицей времени. И глава эта является пиком научного подхода к данной тематике в целом.

В заключительных статьях исследуется и дополнительно разъясняется главная научная тема биологического характера времени и пространства. Здесь присутствуют некоторые неизбежные повторы с предыдущими текстами, которые я старался избегать. Но я надеюсь, что для читателей разных специальностей они послужат соответсующими направлению находками.