Он услышал телефонный звонок еще на лестнице и с неожиданным злорадством подумал:

«Ага, воры – звонят, проверяют. А ну-ка я их сейчас огорчу!»

Схватив трубку, он рявкнул так страшно, как только мог:

– Муромцев слушает!

– Антон Максимович, – взволнованно произнес юношеский голос, – это Алеша – помните, я был с Настей? Вы мне ногу лечили.

– Конечно, я помню тебя, Алеша, – устало ответил Антон.

– Я хотел… можно мне с вами поговорить? Очень срочно!

– Что ж, записывай адрес.

Через час Алеша сидел напротив него и горячо объяснял:

– Говорила, что в июле приедет из Сибири, в августе уедут в Швейцарию. Я ждал письма – не написала. Оформил себе визу, думал, поеду туда, где она, и все ждал, ждал. Уже сентябрь, и ничего. У нее школа, у меня тоже занятия начались, а я все жду. Не хочет больше видеть? Так написала бы. Телефон мне свой домашний не дала, даже не знаю, где ее школа, а она ведь мне всякие слова говорила – про любовь. Понимаете? Только ваш домашний телефон мне дала. Я бы не стал, но…. Вдруг что-то случилось?

Антон вздохнул и покачал головой.

– Ну, что я тебе могу сказать? Из Сибири они в Москву не приезжали, сразу отправились в Швейцарию. Вернулись недели две назад.

– Понятно, – Алеша поник головой, – она в Москве, но мне не написала. Значит… все. Кончено.

В голосе его звенела такая горечь, что Антон неожиданно вспомнил не очень ему понятные строки из письма Насти, на которые он не обратил внимания:

«Я все вспоминаю, как в мае ты мне помог с химией. Потом пришла Катя. И еще тогда ты делал операцию. Если сможешь, помоги мне еще раз»

В мае он не помогал Насте с химией. В ту страшную ночь, когда погибли Лада с Кристофом, она приехала в дом покойного Евгения Семеновича Баженова сказать ему, Антону, о гибели Кати. Потом пришла Катя. И операцию он делал Алеше. Настя, не имея возможности выразиться яснее, просила его о помощи, и это каким-то образом было связано с Алешей – оказывается, у этих паршивцев был бурный роман.

– Погоди, Алеша, – возразил он, – что ты так сразу – «все кончено»? В Сибири у них что-то случилось, кажется, Настасью похитили, взяли в заложницы или что-то там еще. Поэтому ее сразу увезли в Швейцарию, и с тех пор она находится под строгим контролем. Из-за этого, скорей всего, у нее нет возможности с тобой связаться.

Алеша побледнел.

– Как… похитили?

– Не знаю, я у них еще не был, а по телефону неудобно, сам понимаешь.

Сказав это, Антон помрачнел – после разговора с Ревеккой, он раза два говорил с Воскобейниковым по телефону по делу, но просто не представлял себе, как сможет увидеть его и посмотреть ему в глаза.

– Когда вы у них будете?

– Не знаю, – Антон развел руками, – скоро они опять уезжают и берут Настасью с собой.

Так что не знаю даже, чем тебе помочь.

Алеша поднялся.

– Извините меня, я напрасно отнял у вас время.

– Ничего страшного, – Муромцев тоже поднялся.

– Я бы не стал вас беспокоить, – Алеша резко сунул руки в карманы, – но Настя сказала, что вы самый верный ее друг потому и просила позвонить вам – в крайнем случае.

– Она так сказала? – голос Антона дрогнул. – Ладно, оставь мне номер своего мобильного, я что-нибудь придумаю.

Проводив Алешу, он лег спать с гудящей головой, имея твердое намерение хотя бы до семи утра никого больше не слышать и ни о чем не думать. Однако в половине шестого его разбудил звонок дежурного врача из патологии.

– Антон Максимович, малолетка удрать хотела! Вылезла на карниз и спрыгнула.

Муромцева аж затрясло – палата девочки находилась на втором этаже. С трудом разлепляя губы, он спросил не своим голосом:

– И что?

– Ничего пока. Уложили в постель – ревет, щеку оцарапала.