– Проводишь и можешь идти домой, а я пока должен кое о чем проконсультироваться с Маргаритой Георгиевной насчет этих проклятых витаминов.

– Какому Георгию Ильичу? – удивилась секретарша, поправляя сумку.

– А вот этому, – кивнув на Жоржика, Антон крепко взял Маргариту за локоть и увел ее к себе в кабинет.

Она молчала, и он вдруг вспомнил, что уже три дня не слышал ее голоса – с тех пор, как Карину выписали из клиники. Когда они оказались вдвоем, Антон, сжав между своими ладонями тонкие гибкие пальцы, дотронулся лбом до ее лба.

– Ну что это такое, – сказал он, – садись, я тоже немного посижу, а потом сварю кофе. Ты не велела мне приезжать, не велела звонить, и сама не звонишь. Почему?

– Не могу, поверь, любимый, – рука ее нежно коснулась его небритой щеки, – а ты сегодня не брился.

– А я и вчера не брился, – рука его потерла подбородок.

– Ты чем-то расстроен?

– Есть немного. Как раз шел от больной – хотели оперировать, но мои гистологи выявили аденокарциному. В НИИ дали результат, что опухоль доброкачественна.

– Высокодифференцированная?

– Да.

– Что за проблемы – в начальной-то стадии!

– Так ведь эта дурочка чего, главное, боится – не рака, а что ее муж бросит. Пришлось пугнуть, как следует, чтобы осознала. Кажется, дошло.

– И ты всегда так переживаешь из-за своих больных?

– А ты разве не переживаешь из-за своих?

– Я? – с ее губ сорвался странный смешок, но Антон не обратил на это внимания.

– Знаешь, – сказал он, – если б мой отец начал вовремя лечиться, то прожил бы довольно долго – даже сейчас, возможно, был бы еще жив.

Маргарита тяжело вздохнула и покачала головой.

– Не знаю. Я помню, в каком он был отчаянии, когда всю нашу многолетнюю работу подсекли под корень. Он просто не хотел больше жить, и я, честно говоря, тоже.

– То-то и оно, что люди порой не видят главного. Скажи, Маргарита, почему ты не можешь выйти за меня замуж и жить, как живут все люди? Чего ты постоянно боишься?

Внезапно схватив его руку, Рита покрыла ее страстными поцелуями.

– Антон, любимый мой, ненаглядный! Я не хочу, чтобы кто-то знал о нас, потому что тогда ты станешь заложником. Моя сестра, а теперь и племянник уже заложники. Я не хочу, чтобы и ты….

– Ты должна мне все сказать, слышишь!

– Не могу, – она с горечью качнула головой, – не проси. Даже Карине. Потому что тогда она подвергнется смертельной опасности. Поверь только одному: это не плод больного воображения, это реальность.

Взяв ее лицо в ладони, он нежно дотронулся губами сначала до левой щеки, потом до правой.

– И как же мы теперь будем, Ритка? ведь ждал тебя всю мою жизнь и даже не подозревал, какая ты. Моя рыжая, зеленоглазая, ненаглядная моя! Хорошо, не говори мне, но просто уедем куда-нибудь – подальше от этих людей.

– Поздно! – из груди ее вырвалось рыдание. – Поздно, милый мой, любимый, – от себя не убежишь и не спрячешься. Сегодня я пришла попрощаться.

– Как?!

– Уезжаю дней через десять, но увидеться мы больше не сможем – мне кажется, за мной следят. Пока Карина находилась в клинике, было естественно, что я провожу здесь все дни и ночи, но теперь…. Сегодня я даже наговорила на совершенно безвредные витамины, чтобы Карина приехала проконсультироваться в клинику. Но больше мы встретиться не сможем.

Антон криво усмехнулся.

– Да, ты очень изобретательна. Однако, вычислить нас ничего не стоит – мы даже дверь не всегда запирали. Сегодня Лилька была здесь и намекала, что я приятно провожу время с кем-то из медсестер.

– Видишь, она меня даже не подозревает. Вычислить можно кого угодно – если подозревать. Но ведь всех людей на земле не заподозришь. Пока никто за тобой не следит, но если они узнают, что ты мне дорог, если они узнают, что ты, – она вдруг запнулась и опустила глаза.