Илья никак не мог понять, что случилось с отцом. Семен прилетел в Свердловск из Уфы, чтобы привезти инвалиду-дяде в подарок парусиновый летний костюм, а на следующий день должен был вылететь в Москву, но неожиданно слег, объяснив дяде, что упал на улице и ударился головой. Старичок хотел вызвать «Скорую», но Семен отказался и попросил сообщить родным о случившемся. Прилетевшему сыну он вызвать врача тоже не позволил – лежал на спине, держась за голову, жаловался на боль в затылке и говорил тоном школьника, рассказывающего вызубренный урок:

– Если я тут врача позову, то как объяснить, почему я в рабочее время в Свердловске оказался? Так что не думай вызывать, сам знаешь, какое сейчас время. Нелепо так получилось, сынок, тебя тоже от твоих дел оторвал. Слетал навестить дядю, называется! На работе-то Вика объяснит, они за свой счет оформят, ничего.

Семен виновато и смущенно покосился на сына из-под прикрывавшей глаза ладони и откашлялся. Илья ничего не понял из этих путаных объяснений, но врача решил не вызывать, поскольку не хуже других знал, какое было время. Утром, накормив отца и сводив его в ванную умыться, он пошел купить продуктов, но оказалось, что с этим в городе сложно – все, кроме хлеба и консервов, давали по талонам. Продавщица из магазина напротив прониклась к Илье доверием и объяснила ему, как найти на рынке барыгу Васю, который из-под полы торгует талонами на мясо, масло и сахар.

– Раньше при Брежневе легче было, – вздыхая, говорила она, – подойди к любому, спокойно спроси, где талоны можно достать, и голова ни о чем не болит, а теперь все боятся. Ты скажи, что от Дуси из продмага. Понял? От Дуси, а то он и говорить с тобой не будет.

По словам Дуси Вася появлялся на рынке приблизительно между двенадцатью и часом. Покружив около прилавков, он исчезал и около четырех вновь возникал – словно из ниоткуда. Илье повезло – ему удалось поймать Васю ровно в полдень. Это оказался невзрачный мужичонка в круглых роговых очках с редкими волосами, обрамлявшими обширную круглую лысину. Он с каменным лицом выслушал заветный пароль, отвел Илью в помещение с надписью «СКЛАД», насыщенное едким запахом гниющих отбросов, и, вытащил из нагрудного кармана толстую пачку каких-то бумаг.

– На масло и сахар, – деловито сказал он, дыхнув перегаром, – по полтиннику штука. Мясные пока не отоваривают – мяса в магазинах нет. Хочешь – подойди через два дня, не знаю точно. Сколько тебе талонов, ты долго еще здесь пробудешь?

– Не знаю, – неуверенно ответил Илья, – с отцом был несчастный случай, пришлось задержаться, а есть-то надо.

Вася отделил от пачки две блекло-голубые и две розовые картонки с замысловатыми печатями.

– Это вам на месяц. Еще после двадцатого подойди – будут талоны на подсолнечное масло, яйца и водку. Я в отпуск уезжаю, так что у Самсона возьмешь, скажешь, что от Василия. Сами-то вы откуда?

– Из Москвы.

– А что, в Москве продукты без талонов дают?

– Без талонов. Приходишь в магазин и покупаешь. Очереди, правда.

– Где их нет, очередей! Ты сейчас еще с этими талонами отстоишь – будь здоров. Так смотри, если задержитесь, то к Самсону.

Илья искренне надеялся, что они с отцом улетят в Москву до двадцатого, и ему не придется иметь дело с обладателем столь редкого библейского имени. К четырем часам, когда, отстояв в очередях за маслом и маслом, он появился у дяди, отец выглядел уже довольно бодро. Он сам встал и сидел в кресле перед телевизором, а сыну сказал:

– Голова уже не болит, не тошнит – слабость только, – в голосе его слышалось смущение, смешанное с облегчением. – Зря, видишь, всех напугал.