Андрея Пантелеймоновича разбудили голоса. Анна Игоревна говорила:

– Звонила я сейчас в детское – жива ваша девочка, пока состояние стабильное. Может, бог даст, выживет.

Он открыл глаза – было светло, и на стене напротив него весело золотился солнечный луч. Старушка Анна Игоревна стояла рядом с Ингой, и морщинистое лицо ее лучилось счастьем. Сама Инга сидела на кровати, натягивая на себя простыню, и плакала, но плач ее был счастливым:

– Она выживет, я знаю! Не может она не выжить!

В палату быстрым шагом вошел взволнованный Колпин.

– Андрей Пантелеймонович, почему же вы мне не позвонили? Я должен был сразу приехать, это же моя больная, – в его голосе прозвучал некоторый пафос.

– Ничего страшного, видите – мы же обошлись без вас каким-то образом, – в голосе Воскобейникова прозвучала легкая ирония, и Колпин немного смутился.

– Да-да, конечно. Что ж, теперь остается ждать и надеяться. Хотя, вы сами понимаете…

– Я надеюсь! – закричала Инга, и из глаз ее вновь брызнули слезы. – Не говорите мне, что нельзя надеяться!

– Конечно, родная, конечно! – Андрей Пантелеймонович поцеловал ее в лоб и повернулся к Колпину.

– Видите ли, Игорь Иванович, я считаю, что вам целесообразно передать мне историю болезни Инги – я, как консультант, имею право вести одного-двух больных, Поскольку я принимал роды, то сам лично и буду заниматься пациенткой Воскобейниковой. А вы отдохните, поезжайте на рыбалку, что ли, сегодня выходной день.

Побагровев до корней волос, Колпин принес историю болезни и бросил ее на стол перед Воскобейниковым.

– Пожалуйста. Я сообщу Евгению Семеновичу, что передал больную вам, – вскинув голову, он торопливо вышел из палаты.

– Зачем ты так, Андрей? – растерянно спросила Инга. – Он же так старался помочь, неудобно как-то.

– Понимаю, понимаю, самому неловко, но я случайно убедился в некоторой его… гм… некомпетентности. Поэтому и пришлось так круто поставить точки над «и». Когда дело касается тебя, для меня не существует понятий удобно или неудобно. А теперь поспи, у меня еще дела.

Он вышел из палаты, и, спустившись по лестнице, прошел в морг, кляня про себя Анну Игоревну за ее несусветную глупость. Надо же было этой старой дуре так нелепо вмешаться! Но делать было нечего, Андрей Пантелеймонович разыскал тельце своей дочери и снял с затвердевшей уже ножки бирку с надписью «девочка Воскобейникова». По дороге обратно он нос к носу столкнулся со встревоженным Иваном Кузьмичом.

– Андрей Пантелеймонович, миленький, не знаете, как мне Люду разыскать? Телефон дома не отвечает. Что мне делать с этой девочкой, которую она вчера просила оформить с угрозой выкидыша? Историю-то болезни она заполняла.

– Иван Кузьмич, дорогой, ну что я могу знать про ваши с Людой дела? Оформите девочку на выписку, наверное, за ней скоро приедут. Я так думаю, во всяком случае.

Андрей Пантелеймонович посмотрел на часы – Виктория должна была приехать еще в семь, но был уже девятый час, а ее все не было. Он хотел, было, позвонить ей, но раздумал – в ординаторской уже суетились санитарки, и с любопытством на него поглядывали. Благодаря стараниям Анны Игоревны уже все отделение знало, что у Инги родилась недоношенная девочка, которая еще жива, хотя надежд практически нет никаких. Воскобейников зашел к Инге, поцеловал ее и, сказав, что ему нужно на работу, поехал к Виктории.

Сестра открыла дверь, и лицо ее было встревоженным.

– Андрюша, как ты? Пойдем в столовую, расскажи, – она хотела взять брата за руку, но он ее раздраженно оттолкнул.

– Ты почему ты не приехала за Ольгой? Ты должна была быть в больнице в семь часов.