Воскобейников не стал возражать – он знал, что если Людмила считает рискованным делать аборт в домашних условиях, то уговаривать ее бесполезно.

– Как скажешь, – сказал он, – оплата, естественно, пропорционально сроку. Вот деньги.

– Потом, потом, Андрюша, – она, было, отклонила его руку с деньгами, но он положил их на стол, и они там остались. – Хорошо, если ты так хочешь. Значит, завтра к девяти, как договорились.

Воскобейникову была известна давно разработанная схема, по которой она работала с клиентками. Когда у женщины срок беременности был велик, Людмила предпочитала не рисковать в домашних условиях. Клиентка приходила в роддом сама – обычно после восьми вечера, и лучше в выходной день, когда кроме дежурного врача и медсестры уже никого из персонала не было. Женщина жаловалась на внезапные боли внизу живота, начавшиеся прямо на улице, и ее обязаны были госпитализировать, независимо от места прописки. Людмила выбирала те ночи, когда дежурил Иван Кузьмич – пожилой врач, которого жена пыталась излечить от вредной привычки прикладываться к бутылке, тем, что отбирала всю зарплату прямо в дни получки. За небольшую сумму он всегда готов был подмахнуть диагноз «угроза выкидыша» и направить женщину в отделение патологии. Когда у пациентки с таким диагнозом действительно ночью происходил выкидыш, то ни один следователь не смог бы усмотреть в этом криминала.

– Мне не надо, чтобы меня посадили, мне еще сына подымать, и я неприятностей на свою голову не хочу, – часто говорила Людмила и всегда требовала, чтобы в истории болезни были точно указаны имя, фамилия, адрес и возраст пациентки – так, на всякий случай.

– Виктория привезет ее часов в девять, – сказал Воскобейников. – Я буду с Ингой, но зайду к тебе часов в одиннадцать узнать, как дела. Ты уже подойдешь к этому часу?

– Конечно, Андрюша, конечно. Как Инга, что сегодня Колпин сказал?

– Говорит, что состояние плода стабилизировалось. Он ждет двадцати восьми недель, надеется сохранить ребенка, – щека Андрея Пантелеймоновича странно дернулась, и он, чувствуя, что голос звучит фальшиво, торопливо добавил: – Главное, что Инга надеется.

– Ну-ну, – Людмила внимательно поглядела на него и ласково погладила по щеке. – Ты знаешь, Андрюша, что в случае чего…

– Спасибо, Люда, спасибо, – он поднялся и поглядел на часы. – Пора, однако.

В больнице Воскобейников еще раз просмотрел анализы крови Инги, результаты мониторинга и кардиотограмму. Сейчас его интересовало только, одно – сколько еще осталось ждать. Ждать до того момента, когда все надежды Инги рухнут, и она вновь погрузится в бездну безграничного отчаяния. Он, никогда прежде в руки не бравший специальную литературу, за последние два месяца прочитал больше, чем когда-либо в жизни, и теперь внимательно сравнивал две кривые.

«Состояние плода близко к критическому, неужели этот идиот Колпин не видит? Его волнует только то, что базальный ритм сердечных сокращений упал до восьмидесяти в минуту, но главное ведь не это! Миокардиальный рефлекс меньше пяти ударов в минут – это значит, что почти отсутствует реакция сердечной деятельности в ответ на движение плода. К тому же имеем самый неблагоприятный тип осцилляции – синусоидальный ритм. Плод страдает, а этот дурак ничего не делает! Хотя… что он может сделать? Ничего! Он ведь даже не знает истинной причины – в нашей лаборатории не определяется несовместимость по системе Дуффи. Он прописывает все, что положено и как положено для улучшения функции плаценты и сердечной деятельности плода».

Инга стояла сзади и дышала мужу в затылок.