– Например, – она немного успокоилась, – ты скажешь своему Феликсу, чтобы нашел квартиру, которую нужно отремонтировать. Пусть там еще какой-нибудь рабочий работает, а Илья будет ему как будто помогать. За две недели они все отремонтируют, и он получит пятьсот рублей – я сниму с книжки, а Феликс передаст ему.
– Ты знаешь, что мы с Феликсом уже вместе не работаем, – холодно возразил Филев и, подойдя к стене, включил на полную мощность радио. Лиля поняла – она поднялась с места и вплотную подошла к отцу, приблизив свои губы к его уху.
– Тогда устрой мне с ним встречу, папа, я сама обо всем договорюсь, – прошептала она отцу. – Лучше него никто ничего устроить не сможет. Завтра, хорошо?
Больше пятнадцати лет Феликс Гордеев работал под началом Александра Иннокентьевича Филева, но полгода назад между ними возникли трения, и в соответствующих органах решено было заменить Гордеева другим сотрудником. В действительности же у обоих остались самые доверительные отношения, и на этот мнимый разрыв их вынудила пойти обстановка в стране. Вся прослушивающая аппаратура в доме Филевых находилась под контролем Гордеева, и самому хозяину это было прекрасно известно. Поэтому он даже не стал, как обещал дочери, связываться со своим бывшим подчиненным. Через час после разговора Лили с отцом, в их доме раздался телефонный звонок, и женский голос попросил Катю Лебедеву из Томска.
– Ошиблись номером, попробуйте перезвонить, а я не стану класть трубку, – спокойно ответил Филев и удовлетворенно усмехнулся – просьбу его дочери услышали и приняли к рассмотрению.
– Думаю, что теперь все будет в порядке, – сказал он, зайдя к ней в комнату, и еле заметно кивнул головой, – по возможности.
Лиля поняла. Она торопливо натянула джинсы с футболкой и побежала к Шумиловым – сообщить Виктории радостную новость.
Во время очередного совещания Воскобейников выслушал доклады, делая пометки в блокноте, задал несколько вопросов, и отпустил людей, предупредив, что через три дня вновь ожидает их у себя в кабинете. Гордеев знал, что через два часа Андрей Пантелеймонович должен явиться к Курбанову и очень хотел бы хоть краем уха услышать их разговор. Однако, по специальному распоряжению Андропова вся прослушивающая аппаратура в кабинете Курбанова была снята, а о результатах работы ревизионной комиссии Ният Ахматович докладывал непосредственно генеральному секретарю.
Этого никому не известного черноглазого деятеля Юрий Владимирович Андропов вытащил в Москву из туркменской глубинки. Сколько ни бились люди Гордеева, они не смогли найти на Курбанова никакого компромата или хотя бы выявить его внеслужебные связи. Ният Ахматович был со всеми неизменно приветлив, но ни на какие контакты не шел и вежливо отклонял дружеские приглашения товарищей по работе, ссылаясь на занятость. Скорей всего именно по его инициативе поступил запрет от вышестоящего руководства на «прослушку» квартир и домашних телефонов всех членов ревизионной комиссии, поэтому людям Гордеева оставалось лишь вести внешнее наблюдение. Накануне того дня, когда Воскобейников проводил последнее совещание у себя в кабинете, он, согласно поступившей от агентов информации, посетил подмосковное Фрязино, побывал там в нескольких НИИ и задавал вопросы, явно указывающие на интерес ревизионной комиссии к тепловизорам.
Сообщение это Гордеева крайне встревожило – еще и потому, что ему никак не удавалось составить себе четкого представления о Воскобейникове. Поначалу этот человек казался ему недалеким и мягкотелым обывателем, механически исполняющим свои обязанности, позже, прилюдно заявив о необходимости корректировать установку ЦК в зависимости от обстоятельств, Андрей Пантелеймонович вообще выглядел идеологически опасным дурачком, которого следует поскорее убрать подальше. Однако его не убрали и даже одобрили. Очевидно Курбанов, ставя на Воскобейникова, знал, что делает. Следовательно, к Андрею Пантелеймоновичу следовало приглядеться получше.