– Дурында! – веско припечатала бабуля напоследок.

Лёгким, почти незаметным движением левой брови Ядвига избавилась от гостя. Тот просто хлопнулся на пол и рассыпался сотней разноцветных конфетти. Только треух и остался.

Слуга Карачуна, значит. Новогодник, что ли? Так странно, обычно эти мелкие вредители десятой дорогой бабушкино жилище обходили. Договор у них с Карачуном. Вооружённый нейтралитет, так сказать. Хотя Ядвига здесь уже лет восемь не появлялась, может быть, защитные круги и подвыдохлись. Зря сразу не проверила. Правду бабушка говорит, как есть дурында.

Ядвига, брезгливо морщась, носком сапога выпихнула треух за дверь, попутно продолжая вразумлять бестолковую внучку.

– Как ты могла пустить к дереву этого ушлого новогодника? Им бы только волшебство новогодних деревьев красть, чужие желания выворачивать да оборачивать против их же хозяев. Гляньте-ка на неё! У неё круг обережный порушился, а она в ус не дует!

– Ну бабуль!

– Чего «бабуль»? Чего бабулькаешь? Марш круг ставить сей же час. Не то набегут всякие. И хорошо если только новогодники, а не кто похуже.

Вот ведь баба… Ядя. Ведь сама могла круг обережный поднять, слова не говоря, с места не сходя. Но нет, иди, внучка любимая, снег топтать.

Пыхтя, как ёжик, Вета принялась наматывать обратно только что размотанный шарф. Где там этот забор?

Примерно определив местонахождение забора, Вета побрела вдоль него, утопая в снегу чуть не по пояс и бормоча задыхающимся голосом:

На восток гляжу – стену ставлю каменную,

На запад гляжу – стену ставлю железную,

На север гляжу – стену ставлю медную,

На юг гляжу – стену ставлю серебряную.

Сверху крышу хрустальную,

Снизу подклеть алмазную.

И так раз за разом, пока весь дом не обошла. На последнем слове Вета споткнулась о какую-то корягу, коварно затаившуюся под снегом, и вместо положенного замка́ издала невнятный писк. Обережный круг замерцал и погас, но кое-как замкнулся. Ладно. Сойдёт. Вета отряхнула снег и потопала к двери.

– Ну-ну, – встретил её в доме насмешливый бабулин голос. – Я гляжу, у тебя и ёлка не готова. Иди дерево заговаривать. И смотри мне! Внучка ты мне, или кто?

Красная употевшая Вета мечтала посидеть хоть минуточку, дух перевести, чаю выпить. Она жалобно посмотрела на бабулю.

– Ба…

– Хватит блеять, сказала. Марья и Иван с минуты на минуту явятся, а у тебя конь не валялся.

Вета ужиком юркнула между Ядвигой и сосной, радуясь, что легко отделалась, и удивляясь, откуда бабушка знает о её планах на это дерево. Хотя удивляться не стоило, наверное. Ядвига Степановна всегда всё знает.

– И беспамятного своего позови. Пусть помогает. – Уже вполне мирно проворчала бабуля.

Вета ловко водрузила сосну на место почившей ёлки. В ведро с песком насыпала разноцветными камешками шепталок полдюжины. На ветки накидала заговоров. Укутала по кругу ворохом зыбких путанок. Собравшись с духом, шёпотом проговорила главное заклятье:

Как встану я, Вета, внучка Яги старой,

При луне молодой, при заре янтарной,

У стенки дубовой, у ели колючей,

Где тропа лесная вьётся змеёй гремучей.

Как на пять сторон отобью поклон,

На три замка закрою ветер студëн.

По углам четырём я поставлю свечи зелёные,

Разгоритесь огнём, иглы заговорëнные.

Через ветви густые, через хвою пушистую

Мысли родных моих в реку совью чистую.

Через шесть камней на седьмой бел-горюч Алáтырь

Гагане-птице я поклонюсь на закате.

Надо было, конечно, пропеть, да погромче, но при бабушке Вета стеснялась. В прежние времена ей не раз доставалось за прыгающий ритм и проглоченные окончания. Вета глубоко вздохнула и на одном длинном выдохе закончила: