Хум по праву назывался моим вторым домом. Да не назывался, а был: здесь всегда я находил приют, покой и тишину. Здесь душа моя была на месте и при деле. Сюда часто заходили мои друзья: кто с бутылочкой, кто с предложением. Здесь всегда было тепло, уютно и весело, и под заветное «по чуть-чуть» велись долгие разговоры и споры о смысле жизни, любви и особенно женщинах, о Боге и капитализме и, само собою, о руководящей роли КПСС. Отсюда же всегда при большой нужде доставала меня моя жена.
Все признавали Христа как историческую личность и идеолога своего времени, не все соглашались с его заветами, подвергали ревизии и критике религиозные догмы и обряды, но все были убеждены в существовании Изначального Духа Великого Начала и еще в том, что Любовь и Красота спасут мир. Поэтому-то все пирушки и споры в конце концов заканчивались дружным, бесшабашно-студенческим: «Пошли по бабам!» – и вся компания, как правило, заваливалась к Аллке…
О! Здесь, в хуме, у меня было много времени для общения с Богом. Мы вели с ним долгие беседы. Он, проникая в мое сознание, раскладывал там по полочкам прописные истины о строении и работе Косма, о возникновении и эволюции жизни на Земле. Мы говорили с ним о нем и обо мне, о том, что меня окружает, проникая в природу и первопричину вещей и событий. И все, в конце концов, фокусировалось в одной точке – Бог. Но Бог не иконно-картинный, с бородой и золотой короной, а Бог как мыслящая субстанция, руководящая нашим эволюционным процессом.
Я уже знал, что у Всевышнего есть одна непреходящая страсть: будучи всесильным и всевластным, являться перед людьми униженным, беззащитным рабом. Страсть же раба – желать всесилия и подобия Бога. Я уже многое знал, понимал и объяснял другим, почему человек так отличается от человека по уму и достатку. Я уже читал Коран и Бхагават-Гиту, знал наизусть многие места в Евангелие.
Я уже знал, что подобное притягивает подобное. Мы не видим ласточек в клине журавлей: ласточки летят своею стаей. Во всем надлежит порядок. Все многообразие основ общения – фундамент Веры, как фундамент дома с заложенными в него разными камнями.
Порою я не спал по нескольку суток: находился в полусонном состоянии, зависал; мозг мой почти отключался; исчезали все высшие раздражители. Я входил в то состояние, которое называют «нирваной» и к которому все стремятся разными способами, в том числе и при помощи наркотиков. Я был где-то там, в неземном мире, где тоже происходили какие-то события, передо мною появлялись и исчезали какие-то лица и рожи, менялись цвета и композиции наподобие детского калейдоскопа, звучала музыка сфер, появлялись какие-то знаки, скорее всего, относящиеся к какой-то внеземной информационной системе. Сама информация шла постоянно извне на мой мозг, и я заполнял его, как поролоновая губка, водою. Я отрывался от этих видений лишь только затем, чтобы сделать следующий глоток алкоголя и снова упасть, забыв о еде и друзьях, семье и работе, оттянуть на более поздний срок возвращение в материальный мир.
О, Запой! О великое чудо природы! Только тщедушному обывателю не дано понять, что являет собою это состояние, в которое входишь через неделю-другую, когда уже не идешь, а плывешь по улице и тебя слегка покачивает ветром. На весь мир ты смотришь не из себя, а откуда-то оттуда, из-за зеркала, из самого астрала, и тебе уже кажутся смешными их заботы и проблемы, которые, оказывается, разрешаются хорошими глотками вина. Исчезают семья, работа, дети, обязанности – все те камни и путы, которыми связывает и обвешивает тебя общество. Ты выходишь из зависимости от дат и чисел и занимаешь пограничную зону между Бытием и Небытием. Этакое лезвие ножа, этакий узенький мосточек над пропастью, дойдя по которому до середины, замираешь с занесённой ногой: и назад уже нельзя, и вперед страшно, а идти нужно, потому что сзади осталось старое, многое из которого разрушено – дом, семья, работа – и остается с тобою только то, что дано тебе Богом. Это талант, который, пройдя очередное горнило запоя, становится еще ярче, многограннее, выразительнее и значимее так же, как алмаз превращается с каждой новой гранью в бриллиант.