А Фенин произнес заготовленные фразы и молчит выжидающе…

Немая сцена! И назойливо, громко, на весь кабинет жужжит муха непонятно откуда появившаяся…

Всё-таки, инстинктивно, в нестандартных ситуациях, первым делом человек оценивает последствия для себя. Раньше всех от шокирующего известия опомнилась Пильникова.

– Андрей Алексеевич, так что? Вы нас четверых сюда пригласили, чтобы объявить о том, что мы вам больше не нужны? Вы за какие такие грехи работы нас лишаете? Вот так, разом, без объяснения причин? Одним махом…

Голос Пильниковой дрожал, кипел от возбуждения. Лицо и шея её побледнели и одновременно, местами, покрылись красными пятнами.

– Мы-то теперь чем заниматься будем? – продолжала она. Да и коллектив не поймет вашего новшества. Он ведь уже работал с цехами межгорода и телеграфа на одном предприятии. Имеет опыт… Вы же сами тогда Телеграфно-телефонную станцию раздербанили! И тоже, одним росчерком пера – ни с кем не посоветовавшись!

Фенин ожидал такой реакции на свое решение и был готов к ней. Он усмехнулся умиротворяюще и тоном, из которого сквозило, что ничего особенного, в общем-то, не происходит, – подумаешь, предприятие лишают самостоятельности, объединяют с другим предприятием… какая разница людям, откуда деньги получать? – произнес

– Ну, зачем же так, Надежда Васильевна? Уж вы-то без работы не останетесь! И вам и экономисту всегда место найдется. Перейдете работать в наши отделы…

– Что, главным бухгалтером? – опять вскинулась Пильникова.

Добродушие Фенина испарилось, теперь в голосе его прозвучали нотки злорадства

– Ну, зачем же – главным? Я вам год назад предлагал эту должность, предлагал совместно работать. Вы сами отказались переходить в ОПС. Теперь поработаете рядовым бухгалтером.

И было Пильникову ему совсем не жаль.

Подал голос Макарычев. И показалось Штольцу, что вдруг, одномоментно, его команда рассыпалась, разделилась, и каждый в ней стал сам за себя. Показалось Штольцу, что Макарычев от новости Фенина даже облегчение почувствовал. Он уже принял для себя решение, и голос его звучал твердо и осознанно.

– Ну что же, это даже лучше для меня! Перейду со спокойной совестью работать в вычислительный центр.

Порыв Макарычева Штольцу был понятен. Макарычев не любил ГТС. За должностями не гонялся. Но понимал, что нужен предприятию именно в должности главного инженера, мирился с этим, работал добросовестно и прекрасно справлялся со своими обязанностями. Работал заинтересованно, внес неоценимый вклад в развитие телефонной сети города. И все равно – работал из чувства долга. В последнее время увлекся компьютерами, писал прикладные программы для производственных процессов, иногда даже – в ущерб основным должностным обязанностям.

Штольц терпел. В душе Макарычев был инженером, просто – инженером. Впрочем, как и сам Штольц. И вот, появилась, наконец, у Александра Николаевича возможность избавиться от руководящих обязанностей и спокойно, не создавая никому трудностей, не испытывая угрызений совести, спокойно переместиться на такую работу, которая ему нравится. Заняться тем, что душе угодно. Не нужен он теперь ГТС. Так руководство высокое за него решило. Ну, а ГТС?.. Закончилась ответственность Макарычева за ГТС. Наступает теперь за неё ответственность высокого руководства. Прямая ответственность… Фенин сам взваливает эту ответственность себе на плечи!

Макарычев мог выбирать, а Штольц – нет! Не было у него запасных аэродромов. Он весь охвачен был протестным порывом. Возмущение, охватившее душу, пыталось вырваться наружу, извергнуться вулканом всё вокруг сокрушающим. Штольц сдерживался из последних сил, упорядочивал в голове массу возражений, и наконец, сумев все-таки сохранить внешнее спокойствие, начал говорить.