.

                            Допрос Ивана Петрова
                                                1

– Как тебя зовут по имени и по отечеству?

– Иваном меня зовут, Петров сын.

– Кто ты таков, сколко тебе от роду лет?

– Новоторжскаго я уезда, вотчины помещика надворнаго советника Павла Петровича Львова деревни Вишенья, крестьянин; от роду мне 25 лет.

– Грамоте читать и писать знаеш[ь] или нет?

– Грамоте писать и читать не знаю.

– На исповеди и у святаго Причастия бываеш[ь] ли каждогодно или не бываеш[ь], ежели бываеш[ь], то у какаго священника именем и отечеством?

– На исповеди и у святаго Причастия назат тому лет шесть не был38, а напредь сего бывал села Рапачева39 у священника Козмы Карпова повсягодно.

                                                2

– Напредь сего ты не был ли за что в штрафах, под судом и в наказании?

– Напредь сего я в штрафах, под судом и наказаниях не бывал.

                                                3

– Когда, где, за что и каким образом убил тот крестьянин Самуйлов господина своего Львова с намерением или как нечаянно то Самуйловым убивство учинено? <…>


– Сего сентября, 5 числа в вечеру, я, Петров, наряжен был старостою господина моего крестьянином Авдеем Григорьевым сушить насаженной на овин госпоцкой еровой хлеб, куда и пришел с собственным моим топором, нужным необходимо при сушке хлеба, которой поутру мною был в состоящий пред овином забор воткнут.

А по переночевании моем к обмалачиванию пересушенного хлеба поутру, 6 числа рано, а в котором часу не знаю, пришли того господина моего помянутой староста Григорьев и по наряду ево крестьяне Луппа Самуйлов, Родион Михаилов, Дмитрей Борисов и Прокофей Власов, с коими, выносив из овина снопы, молотили оные. Куда, пришед к нам после того въскоре, и сам господин наш вышеписанный, Павел Петрович Лвов, которой будучи тут при обмалачивании нами хлеба, говорил неоднократно из нас крестьянину Луппы Самуйлову, что он молотит лениво, а напоследок сказал ему, что по окончании молодьбы, он с ним Самуйловым зделается. Когда же окончили молодьбу, то тот господин мой послал старосту нарезать палок и принести их в овин для наказания Самуйлова.

Я же и другие товарищи мои, по уходе за тем старостою в лес, взяв метлы, начали сметать от зерна колос, следующей в мякину, будучи от овина взаду. А помещик в сие самое время сидел на вороху прежде обмолоченного хлеба впереди самаго овина, в каковое время крестьянин Самуйлов, отъделясь от нас, пошел с метлою, не знаемо нам зачем, к овину, пред которым господин мой был сидящим, оборотясь к нам лицем, и лиж [лишь] толко Самуйлов зашел взат господина нашего, въдруг услышили мы, что что-то стукнуло, почему я и товарищи, оборотясь к господину своему, увидели, что оный лежит с вороха, на котором он сидел, свалившимся наземь, а крестьянина Самуйлова бъющим ево обухом топора моего по плечам. И как скоро усмотрели, то туж минуту закричали ему так: «Что ты делаеш[ь], злодей?!» Но он на то отвечал: «Что нам тож будет!» – проговорив так: «Сем[ь] бет [бед] – один отъвет» – и бросился на нас с топором. Отчего пришед мы в ужас, побежали от овина проч[ь]; и, бежавши, попали навстречу шедшему к овину с палочъем старосте Григорьеву, которому о действии Самуйлова и объявили. Лиш[ь] толко успели сие зделать, увидели, что Самуйлов бежит к нам с топором в руках и, произносе скверно матерныя слова, кричит старосте, что он ему брюхо распустит. Почему староста и мы, отъбежав от него еще далее, съхватили в руки свои колья, что увидя он, Самуйлов, побежал от нас сам в поле, и мы, дабы не упустить его и чтоб он не ушел куда и не скрылся, побежали за ним.