– Утром другаго дня, то есть 6 числа сентября, нарядил крестьянских детей Родиона Михайлова, Прокофъя Власова, Дмитрия Борисова, крестьянина Луппу Самуйлова, с которыми, и я сам тогда же, что было очень еще рано, поутру для молодьбы хлеба и пошел на гумно, куда пришедши все вместе, сначала с помощию сушившаго овин крестьянина Петрова вытаскали с овина хлеб на гумно, а потом начали молотить оный, которой как обмолотили уже до половины, пришел к нам туда же и сам господин наш Лвов, которой, сев тут на ворох прежде обмолоченнаго хлеба, тут в самом переду овина бывшаго, смотрел на молодьбу нами производимую, и таким образом, сидючи тут, заметил, что крестьянин Самуйлов молотит противу меня и протчих лениво, которому приказывал он, чтоб он, Самуйлов, молотил старателнее. Но как оной молотил все одинаково, то господин наш, рассердясь на него за то, бранил ево сначала, а потом, когда кончили мы молодьбу и когда должно было уже сметать с обмолоченного хлеба мякину, приказывал мне, Григорьеву, тот господин мой итти в лес и, нарезав палок, принести оные к овину для наказания Самуйлова за ево ослушание. Почему я тогда же и побежал в лес, оставя означенных молотящих со мной вместе хлеб крестьян на гумне, которые в то время, как я отходил от них, принимались за метлы делать сметку с хлеба.

Пришедши ж в лес в недалеке от показанного овина, находящийся тут не более как в полчаса, нарезав несколко палок, возвращался со оными к овину. Но, подходя ко оному, увидел изъдали, что крестьянин Самуйлов, имея в руках своих топор, сушившаго овин крестьянина Петрова и тот самой, которой во время молодьбы нашей на гумне хлеба был вторнутым в стене овина в самом переду онаго, гоняется по гумну, възмахнувшись тем топором за товарищами своими, оставшимися с ним после ухода моего в лес на том гумне. Что видя я, поспешил было к ним на помощ[ь]. Но лиш[ь] начал подбегат[ь] к ним, они, увидя меня, кричали мне, что Самуйлов убил господина нашего топором. Я, въслушаясь в сие и подбежав к самаму овину, увидел, что подлинно господин наш Львов подле самаго того вороха, на котором он сидел при отходе моем в лес, лежит без всякаго движения на земле ничъю и весь в крови. По усмотрению чого я, Григорьев, а вместе со мной и те крестьяне, кричавшие мне о убитии господина нашего Самуйловым, бросились было к Самуйлову с тем, чтоб отнять у него топор и самаго ево поймать, но он, напротив, сам бросился на нас с топором в руках, крича нам так: «Подите проч[ь], срублю!» мне же особливо: «Вот я и тебе, лысому чорту, распорю брюхо!» чего я и означенные крестьяне, испугавшись, побежали от него проч[ь], а он, Самуйлов, гнался за нами. <…>

Каким образом и за что, оный Самуйлов, причинил господину Львову смерть во время хождения моего, как выше значит, за палками по приказанию ево в лес, я не знаю. И когда Самуйлов принял намерение к убивству господина нашего, никак неизвестен. И с ним я сам, да и ни с кем согласия в том не имел, и на покойного господина моего я ни за что злобен не был. <…>

Крестьянин Иван Петров сын родился34 4 (15) декабря 1787 г. в деревне Вишенье Новоторжского уезда Тверского наместничества35. Родители – крепостные крестьяне Пётр Максимов и Ксения Кондратьева. Прадед и прабабушка Ивана были из этой же деревни. В 1806 г. 18-летний Иван женился на дворовой девке из села Арпачёво Марфе Пименовой36. В 1809 году младшего брата Марфы, Иону, отправили в Петербург служить помещику Дмитрию Львову. Их отец, дворовый Пимен Иванов, не вернулся из ополчения 1812 года