– Ого! – закричал он от изумления, отпрянул и оглянулся. Сзади все было как прежде. Взглянув перед собой, он снова закричал, но еще громче, потому что изображение поля и печных труб появилось снова.

Осторожно и с великим страхом то же самое проделали и остальные, и столкнулись с тем же самым явлением: при самом непосредственном приближении к невидимой преграде изображение за ней исчезало, превращаясь в черную бархатную бездну. Но стоило сделать шаг назад, как все восстанавливалось снова. Они решили пройтись влево и вправо, чтобы узнать протяженность этой границы, а для этого разделились. Марат и Никита пошли вправо, а остальные пошли влево. Когда друзья начали терять друг друга из вида, они снова собрались в одном месте.

– Этот интересный эффект продолжается и дальше, – сказал Егорыч, – я так полагаю, что граница обусловлена самой природой того явления, благодаря которому мы тут оказались.

– И у нас все то же, – выдохнул Генка и продолжил в слегка язвительном тоне, – профессор, мы что же, все-таки находимся в какой-то матрице? – он снял с плеча немецкую винтовку и стал тыкать ей в невидимую границу.

Дуло винтовки упиралось в пустое пространство, как будто это была стеклянная стена, только преграда не имела никакого блика.

– А если в нее выстрелить? – вдруг Генка щелкнул затвором и оглянулся на остальных.

– Дурак! – только и успела крикнуть Люба, – Не вздумай!

– Не надо, Гена, – сказал Никита, – мы не знаем физических свойств этой границы.

– Спокойно, если граница была бы просто полем с известными или предполагаемыми свойствами, то мы бы продолжали видеть то, что за ним, – Егорыч подошел к Генке и отвел его винтовку от стены, – но ведь при взгляде за преграду вблизи там все пропадает! Тебе не кажется, что это, по меньшей мере, странно?! Почему? А если подумать еще, возникает еще больше вопросов.

– Например?

– Например, существует ли то, что видим за преградой на самом деле, или это всего лишь видимость? Далее, если все-таки преодолеть преграду, то что там будет: та самая чернота, или же там будет что-то другое? Наконец, какая природа у этой границы? Если пуля при попадании в стену всего лишь отскочит, то это значит, что она очень прочная. По крайней мере, для людей и для пуль эта граница непроницаема. А если пуля все-таки пробьет преграду? Она исчезнет, пропадет, или она там за преградой все-таки что-то встретит? И, последнее, если эта невидимая пленка ограничивает данное пространство, то я не могу исключить, что она каким-то образом ограничивает еще и время, точнее, разграничивает разные времена по разные стороны. Так что я бы просто не стрелял в нее просто так, а то это может быть выстрелом в будущее или в прошлое…

Закончив свою мысль, Егорыч тоже снял свою винтовку с плеча и поставил ее прикладом на землю.

– Постой-ка, если эта преграда может быть границей между нашим временем и каким-то другим, то нам, возможно, стоит подумать о том, как пролезть через эту границу в наше время? – Никита вдруг оживился и отошел на несколько метров от преграды, окидывая ее взглядом, – вдруг в этой стене есть дверь? Или окно?

– Вряд ли это окно будет располагаться где-то высоко, – сказал Марат, подходя к Никите, – и в любом случае, мы же не птицы, чтобы летать вдоль клетки в поисках лазейки!

И они решили прибегнуть ко всем известному способу выхода из лабиринта: пошли все вместе в одну сторону вдоль невидимой преграды.

Генка шел первый, как самый безбашенный и импульсивный, за ним двигался Егорыч. Они смотрелись в немецкой униформе лучше остальных и держали винтовки в руках, договорившись, что при какой-нибудь недружественной встрече пустят в ход оружие лишь в самую последнюю очередь. За ними босиком шел Никита в немецких штанах и в шерстяном свитере, снятом с одного из немцев. Вслед за ним элегантно, насколько это возможно, двигалась Люба в плащ-палатке. И замыкал шествие Марат, также нарядившийся в китель и штаны. Но на белокурого немца он не был похож, скорее на итальянца или француза. Издалека можно было их принять за немецкий отряд, но при внимательном рассмотрении становилось понятно, что это всего лишь какие-то переодетые проходимцы без твердой военной походки, без привычки носить форму и держать в руках оружие.