Девятнадцатого октября около 16 часов нам, ледокольщикам, устроили торжественную встречу на причале морского вокзала. По такому случаю даже отец приехал из Манзовки вместе с Гайдабурой, моим зятем. Потом был еще «ледокольный огонек» в Доме культуры моряков, удался на славу, даже не ожидали такого.

Вскоре после прихода стали на ремонт в «Дальзавод» с предполагаемым сроком окончания двадцатого декабря. Фактически вышли из ремонта лишь семнадцатого января, почти на месяц позже. Ремонт по большей части планировался доковый, куда поставили четвертого декабря, а выпустили только пятого января. В доке при ремонте левого вала, вернее его ревизии, так как никакого ремонта не было, заводские «специалисты» из рабочего класса разломали полумуфту, напрессованную на гребной вал, а сделать ее силами одного из лучших заводов Приморского края, если не самого лучшего, «Дальзавода», не смогли. Такова эстетика труда на рабочем месте. Нашли единственный выход: сняли аналогичную муфту с ледокола «Москва», расточили на наш размер и установили на гребной вал. Вся операция заняла более полумесяца, и потому в рейс мы вышли не третьего, как планировалось, а лишь двадцать первого января. Но нет худа без добра, как говорит пословица: не случись поломки муфты, давно стояли бы в Магадане. Именно стояли бы, так как, по статистике прошлых лет, практически весь январь ледоколу в Магадане делать нечего, там управляется небольшой портовый ледокол «Ерофей Хабаров», приписанный к порту. В противном случае привязались бы кормой к свободному причалу и каждый раз при приходе транспортника отскакивали бы на рейд дрейфовать до следующей оказии, то есть гоняли бы нас по всей бухте все кому не лень. Такое «удовольствие» продолжалось бы минимум недели две, разлагающе действуя на команду в самом начале четырехмесячного бдения, после которого очень тяжело входить в ритм работы с нелегкой многомесячной перспективой. Прибытие ледокола к началу серьезного ледообразования, которое не под силу портовому ледоколу, совершенно меняет картину для становления команды как сплоченного коллектива, ибо работа и движение отвлекают от невеселых дум после домашних будней. А они еще долго будут вспоминаться как светлое пятно, выбрасывая из памяти негативные моменты, без которых обойтись невозможно. «Дорога ложка к обеду!»

Дома все идет своим чередом, без неожиданных катаклизмов. В конце октября Галя намеревалась пойти на работу в библиотеку, но я отсоветовал. Потихоньку ищет более интересную, чем в библиотеке, работу. Больше всех обрадовал Димка: он уже «хорошист» в школе, несмотря на недавнее «разложение» у деда в деревне. Создается впечатление, что его не очень-то занимают школьные отметки и включается лишь тогда, когда почувствует интерес к предмету. Свободный художник, никак не привыкший к обязательности и ответственности. Остается верить, что такая ипохондрия пройдет с переходным возрастом. Света до июня будет ходить в санаторный садик, хотя здоровье у нее восстановилось и болезни, надеюсь, остались в прошлом. Повезло по воле случая: по всей вероятности, в декабре в тот садик не было поступления детей накануне Нового года, поэтому всех, кто ходил туда раньше, оставили еще на одну смену. Конечно, это к лучшему: там воздух намного чище городского и детей можно дольше держать на улице, забавляясь с черными белками-попрошайками, скачущими по хвойным лапам вековых мачтовых сосен в зависимости от погоды.

В деревне отец с матерью живы и здоровы, правда, мать нет-нет да прихворнет из-за удаленного желудка. Наконец достал ей путевку в Шмаковку на двадцать шестое февраля, подлечиться – может, получше себя чувствовать будет, хотя бы чисто психологически.