Наконец, в очередной раз провалившись, мужчина выругался и отстал, а Серёжа продвигался всё дальше и дальше, то проваливаясь в снег, то выбираясь из него. Он не заметил небольшого овражка и, неосторожно ступив, скатился в него. Правую лодыжку ошпарило болью – подвернул.

Схватившись за ногу, мальчик тихо захныкал – настолько было больно – но вовремя взял себя в руки. Если его преследователь где-то здесь, рядом, то может услышать его. А с повреждённой ногой далеко Серёже не убежать…

Он огляделся. Метрах в десяти от себя заметил капельки крови на снегу и следы какого-то некрупного зверя. Невдалеке под заснеженным кустом углядел кончик хвоста, выглядывавший совсем чуть-чуть. Если бы не едва заметная рыжинка, присыпанная снегом, Серёжа и не увидел бы. Мальчик аккуратно подвинулся в сторону своей находки. Хвост не шевельнулся. Он сделал ещё одну робкую попытку подползти, но чуть не вскрикнул от боли. Лисий хвост, однако, по-прежнему оставался неподвижным. И тут его осенило: живая лиса давно бы убежала пока он падал в овраг, не стала бы дожидаться! Когда он всё же дополз до куста, его догадка подтвердилась. Под согнувшимися от снега ветками в крови лежала лиса. Она уже не дышала…

Перевернувшись, Серёжа сел на снег, стянул валенок и потёр подвёрнутую ногу, которая уже не болела, а ныла, отзываясь саднящей болью всякий раз, как Серёжа пытался пошевелить ею. Потом он снял с шеи свой куцый шарфик и как мог обмотал повреждённую лодыжку, вспоминая, как учил делать отец в таких ситуациях. С трудом натянув валенок обратно, мальчик прислушался. В овраге было тихо, лишь какое-то слабое попискивание тревожило слух.

Серёжа, всё ещё не рискуя наступать на ногу, пополз в сторону звука. Оказалось, он исходил из сугроба рядом с огромным накренившимся деревом. Дерево упало не до конца, упёршись в другое такое же по соседству. Вывернутый комель с торчащими наружу обломанными корнями облюбовала для гнездовья лиса – вокруг цепочкой вились следы. Очевидно, именно она теперь лежала под кустом, а где-то там, в темноте под корнями пищали её малыши.

Серёжа достал маленький карманный фонарик, который отец подарил ему накануне, и посветил в поисках лисят. Две крошечные мордочки, которые едва было видно, слепо тыкались друг в друга и в холодные жёсткие корни старого дерева.

Мальчик вполз в лисье логово насколько мог и принялся шарить рукой. Наконец пальцы наткнулись на мягкий мех, и Серёжа, сомкнув их, аккуратно потянул на себя лисёнка. Точно так же вытянул он и второго. Малыши были совсем слепые, только родившиеся. Только двое. Больше не было. Он пошарил ещё, но кроме сухой подстилки ничего не нащупал. Спрятав обоих найдёнышей за пазуху, Серёжа аккуратно выполз из-под дерева и стал думать, как ему теперь выбираться.

Внезапно на пологом склоне оврага он заметил ещё одну лису, которая неотрывно смотрела на сидящего внизу мальчика. Серёжа тоже смотрел на неё какое-то время, а потом лиса повернулась и исчезла, взметнув снег пушистым хвостом. Мальчик смекнул, что раз склон пологий, то и забираться наверх по нему будет легче. Он пополз вверх, стараясь не сильно тревожить лисят под курткой.

Малыши пригрелись и затихли, но Серёжа знал: без мамы они погибнут. А ещё где-то здесь, в лесу, кишащем браконьерами, остался его отец… Успел ли он добраться до избушки деда Ивана и предупредить его?

Выбравшись из оврага, Серёжа увидел ту самую лису, которая и не думала уходить. Она стояла и смотрела на мальчика немного повернувшись, как бы спрашивая: «Идёшь?»

– Иду… – тихо пропыхтел Серёжа.

Он отчаянно мёрз, и сил у него почти не осталось. К тому же болела нога, на которую он отваживался наступать лишь подгоняемый мыслью об отце и двух маленьких лисятах, спящих под курткой.