Из Записок Ирины Борисовны

«В 1929-1930-х годах началась «чистка» аппарата всех учреждений, особенно она коснулась интеллигенции. В ССУ были «вычищены», а потом арестованы отец и все начальники отделов, все ведущие работники: Соляков, Лебов, Грюнер, Нестеров, Федоров и др. Просидели они 9 месяцев и были освобождены после голодовки протеста, организатором которой был, видимо, отец. Когда отец вернулся из тюрьмы и вечером лёг на кровать, я увидела, что у него нет живота. Вместо живота была яма, провал.

В 1931 году началась коллективизация. По улицам ходили толпы голодных, с едой было очень плохо, в Киеве ещё что-то было, а в деревнях люди умирали от голода».

Игорь Борисович Паншин:

– После той первой отсидки отец короткое время проработал в Харькове, Наркомземе. Потом опять вернулся в Киев, в сортоводносеменное управление, руководил по существу всей селекционной работой на Украине, целой сетью семенных станций. В 30-м году последовал его второй арест. Это было время широкой облавы на «вредителей»: процесс Промпартии, Кондратьев, Чаянов… На этот раз отец просидел семь месяцев и тоже вышел на свободу после недельной голодовки.

В те «благодатные» времена (1925, 1930 гг.) это было ещё возможно, я помню, как носил ему вместе со съестными передачами в том числе и иностранные журналы. Его монография «Сортоводство» написано главным образом в тюрьме.

Отец мой был человеком железного здоровья, я не помню ни одного случая его даже малого заболевания, в тюрьме в одиночной камере он регулярно занимался гимнастикой…

И вот после этой второй отсидки мы переехали в Ленинград. Отец уже давно собирался уехать с Украины, полагая, что в России можно жить, а там – нет. Я вот сейчас считаю, что на Украине этот 37-й год начался значительно раньше, «посадки» начались значительно раньше. И какие были гарантии, что через год-два отца опять не арестуют? Как рассуждали? ЧК не ошибается, раз посадили – значит, что-то было. Поэтому отец решил воспользоваться давними связями с Николаем Ивановичем Вавиловым и переехать в Ленинград, в его институт.

Ещё с 1925 года между ними наладилась переписка. Это, между прочим, опубликовано в двухтомнике эпистолярного наследия Вавилова. Николай Иванович живо интересовался вопросами селекции, а отец, как я уже говорил, руководил практически всей этой работой на Украине с солидной финансовой базой. Это позволяло ему оказывать Николаю Ивановичу поддержку в некоторых его начинаниях, в частности в организации экспедиций. Кроме того, они встречались на всяких съездах, где Борис Аркадьевич выступал с научными докладами. Так что контакты были тесные. И вот он перебрался в Институт растениеводства под крылышко Вавилова, куда, надо сказать, стекались все наиболее квалифицированные агрономические кадры…

Из Записок Ирины Борисовны

«Паншина Екатерина Васильевна (урождённая Чернова), мама.

Я думаю, что моя мать до последних дней была влюблена в отца. Она его очень ревновала, что доставляло ему немало неприятного. Впрочем, не любить его, я думаю, жене было невозможно. Здоровье у мамы было неважное. В молодости у неё был туберкулёз, который несколько раз обострялся. После ареста отца (1940 г.) у неё началась гипертония и были несколько раз сердечные приступы.

Позднее, после войны, у неё было два инсульта, после третьего она умерла. Сколько я помню мать, она всегда курила, отец же не курил никогда».

Артемьев Василий Николаевич, отец моего мужа.

Должен был по желанию отца-священника тоже стать попом, но избежал этой участи благодаря своему неукротимому характеру. Возвращаясь после каникул в Киевскую Духовную Семинарию и лёжа на второй полке вагона, он увидел на столике прекрасный громадный кулич и сырную пасху, украшенные, как было принято, цветами из крема и крестом из жжёного сахара. Поскольку ехавшие внизу старухи спали, он наклонился и скусил крест и цветы с обоих кулинарных чудо-изделий. Однако он не учёл, что это были «святые» изделия и везли их в Киев для освещения во время заутрени. (Церковная, очень торжественная служба, где объявляется, что «Христос воскрес». После этого объявления священником хор подхватывает эти слова и долго звучит прекрасный торжественный гимн. В это время священник выходит из церкви и освещает яйца, куличи и сырные пасхи, расставленные вокруг всей церкви. Всё это лежит или на столах, или на полотенцах на земле и священник идёт вдоль этого ряда и кропит «святой водой» яства. Служитель несёт за ним серебряный сосуд со святой водой, куда священник макает большую кисть в золотой или серебряной оправе и разбрызгивает святую воду на людей и еду. Это очень торжественный и красивый ритуал. Весенняя ночь, толпы людей в церкви и кругом неё, везде горят свечи, торжественное пение, праздничные одежды людей и предвкушение «разговения» – прекрасной сытной еды после девятинедельного поста. В некоторых семьях этот пост строго выдерживался, даже детям не давали «скоромной пищи»).