– По тутошним повитухам я не хожу, а к знаменитой врачевательнице, как видишь, наведался. Прежде всего я думаю о своих воинах, а затем уже о своей гордыне. Если ты просила явиться, я явился, но уйти без твоего согласия не могу. Не люблю тратить время впустую.

– Тогда вам придется остаться здесь на веки вечные!

– Сомневаюсь, – виктигт поднялся и надел дубленку. – Я обещаю, что больше никто из одертов не тронет тебя или кого-либо еще из твоих подруг.

Хенрика сделала вид, что ненадолго задумалась, но душа ее бунтовала. Никогда, никогда больше она не вернется в лагерь одертов.

– Я благодарна вам, господин Ингвар, за визит и за наше спасение, поверьте. Но я уже все решила.

– Что ж, раз так, тогда я отзову войска. Умирая, мои воины протягивают тебе руку, прося о помощи, но вместо того, чтобы спасти их, ты поворачиваешься спиной, – с ложным чувством возмущения проговорил виктигт. – Если мы не можем рассчитывать на тех, кого пытаемся спасти, – я не стану этого больше делать. Мне даже любопытно, сколько продержатся идвионцы без помощи одертов. Никто из ваших мужчин хорошо не владеет мечом. А, впрочем… какое мне дело.

Хенрика не позволила себе заплакать. Она не могла заставить себя снова вернуться в лагерь и не могла умолять виктигта не отзывать свои войска с земель Идвиона. Пока она тревожно перебирала пальчиками рюши на рукавах, смотря в окно, Эрик Ингвар, не оборачиваясь, покинул ее дом.

Тэрон Прэсвуд никогда не бедствовал и не голодал, но одно-единственное, чем его обделила судьба при рождении, – здоровье. Он не имел ни малейшей возможности вступить в ряды идвионских воинов – охроносцев. Если раньше он сетовал на законы Сверра, то теперь жаловаться было не на кого.

Во времена тирании мечи, шестоперы, алебарды, булавы и прочее оружие запрещалось. Кузнецам рубили головы за изготовление чего-то подобного для обычного люда. Дозволялись только малюсенькие ножики. Даже освоение рукопашного боя могли счесть за предательство. У страны сорок лет не было войска из идвионцев, для этого использовались альбиносы. А охроносцев, которых держал при себе Сверр, имелось ничтожное количество. Из-за этого идвионцы и оказались так слабы. К счастью, теперь их обучают одерты.

В отличие от своего друга Винсальда, Тэрон считал, что мужчина обязан защищать свою страну, а не опускаться до крестьян (хотя и неприлично так думать), засеивать поля и заниматься еще какими-нибудь глупостями. Всякий труд, который по плечу слабому полу, Тэрон считал бесполезным. То ли дело орудовать мечом! Такое женщине не дано по праву рождения.

Целыми днями Тэрон упражнялся в амбаре с тупой шпагой из Ведена. Ее подарили ему как сувенир. Зрителями занятий Тэрона были розовенькие поросята, протяжно мычащие коровы, истерично кудахчущие курицы и гикающие лошади.

Тэрон сделал очередной пируэт, не устоял и повалился на тюки сена. Любые, даже самые малейшие физические нагрузки заставляли юношу заходиться кашлем, но прекращать свои попытки овладеть клинком и рукопашным боем он не желал.

Отец не разделял энтузиазма сына. Приходилось свои занятия держать в тайне. Лишь однажды Тэрон поведал ему, что хочет отправиться на войну и бросить все силы на защиту государства. Реакция отца была предсказуемой: он завопил, что здоровье у Тэрона слабое и что на войне ему делать нечего. Больше Тэрон с ним не откровенничал.

Вечером они с отцом ужинали с соседской парой – Глинхальдом и Деборой Ду́ргин. Про себя Тэрон обзывал их снобами, однако иногда они казались ему славными. Например, сегодня. Он даже предложил сыграть партию в шахматы, и Дургин с охотой согласились. Еще бы! Им всегда была приятна компания Прэсвудов, но особенно Дургин приводил в непередаваемый восторг их дом – Байсор-холл. Его они считали образцом стиля.