– Когда это можно будет устроить? – Назаров заразился авантюризмом друга.

– Да хоть завтра. Приводите свою цыпочку в восемь вечера.

Думаю, успеем подготовиться.

– Куда привести?

– В мою квартиру в Стамбуле. Я буду ждать вас у Галатского моста.

– Отлично! Возьмите пока тридцать лир на расходы, позже получите еще.

– Все будет как в Одессе! Публика опухнет от рыданий.

– Да уж постарайтесь, пожалуйста, Самуил. Главное, американка ничего не должна заподозрить.

– Юрь Николаич, скоро вы убедитесь, что я не только хороший актер, но и режиссер гениальный.

– Спасибо, Рубинчик! Вы – настоящий друг, всегда меня выручаете.

– А как же иначе! Разве мы не одесситы? – подмигнул Рубинчик.

Ровно в пять Назаров пришел в ресторан. Лилиан уже ждала его. Оркестр играл джаз. Юрий пригласил ее на фокстрот. Потом танцевали английский вальс и танго.

– Вы отлично танцуете, мистер Джордж, – похвалила она.

– Я готов исполнить и другую вашу просьбу, мисс.

– Какую?

– Вы просили меня показать вам гарем?

– Неужели!

– Я познакомлю вас с турком, который согласен показать свой гарем, правда, небольшой: всего три жены.

– Пусть небольшой – неважно! Лишь бы это был настоящий гарем.

– Он состоятельный человек, но очень скупой.

– Мы заплатим!

– Разумеется, придется заплатить. Только из-за денег он и согласился открыть дверь своего дома перед американской подданной.

– А это не опасно для жизни, мистер Джордж?

– Конечно, риск есть, турки – народ коварный.

– А, плевать! Я люблю риск! Возьму с собой револьвер на всякий случай. Итак, когда?

– Завтра вечером. В восемь часов нас будут ждать.

– Я довольна вами, мистер Джордж!

Следующее утро они провели в поисках сенсаций. Лилиан собирала сплетни по консульствам и среди офицеров союзных армий. У нее была репутация пронырливой и не очень честной журналистки, но привлекательная внешность делала свое: мужчины искали ее внимания и старались услужить.

Вечером они отправились в Галату. У моста их встретил Рубинчик, переодетый в турецкий народный костюм: вышитую куртку, шаровары, традиционную феску. За широким поясом торчал кривой ятаган.

Юрий был шокирован: «Ятаган-то зачем нацепил, босяк ряженый! Теперь я точно лишусь работы. Да и за балаган придется ответить…»

– Салям алейкюм! – поздоровался Назаров.

– Алейкюм салям! – услужливо ответил Рубинчик, слегка коснувшись ладонью, по турецкому обычаю, лба, уст и сердца.

Коротким жестом он пригласил европейцев следовать за ним и привел гостей в узкий переулок первой за мостом улицы, затем свернул во двор.

Дом был двухэтажный с наружной галереей. Своим ключом Рубинчик открыл дверь и любезно поклонился, приглашая Лилиан войти в квартиру, а Назарову показал запретительный знак. Юрий попытался отодвинуть «турка», но тот не поддался и несколько раз ткнул пальцем в небо: «Коран! Коран!..»

Пришлось Назарову остаться во дворе.

Лилиан и Рубинчик вошли в большую комнату, устланную выцветшими коврами. Вдоль стен – низкие лежанки с множеством подушек. Перед самой широкой тахтой – резной столик. Три молодые черноволосые женщины приветствовали Лилиан на ломаном французском языке. Жена Рубинчика играла роль переводчицы.

Он предложил гостье сесть и сел сам.

– Это ваши жены? – спросила Лилиан.

– Мой гарем, – ответил Рубинчик. – Сейчас только три, а было пять, – он показывал еще и на пальцах.

– Куда же они делись?

– Секим башка! – хладнокровно ответил Рубинчик, проведя ребром ладони по горлу. – Закон… Коран…

– Неужели зарезали! – ужаснулась Лилиан. – За что?

– Изменяли, – ответил он просто, как сказал бы «болтали».

– С кем можно изменять в гареме?

– С евнухом.