– Барон Вурменталь убит! – воскликнул однажды после завтрака Николай Николаевич, просматривая свежий номер «Русского слова».

– Что ты! – охнула Ольга Александровна. Рука ее дрогнула, и она пролила кофе на скатерть.

– Вот сообщение. – Николай Николаевич прочел вслух: – … ммм… так-так-так… вот: «Около девяти часов утра при выходе из дома выстрелом из револьвера убит губернатор, камергер двора Его Величества, барон Карл Карлович фон Вурменталь. Подозреваемая в убийстве семнадцатилетняя гимназистка Нина Попова задержана на месте преступления». Вот те на! Уже второго губернатора в Нижнем кокнули. – Он прицокнул языком. – Вот что значит быть и нашим, и вашим. Опасно сидеть на двух стульях. Куда мы катимся, если даже дети начали стрелять…

– Семнадцать лет, совсем еще девочка. Неужели ее ждет виселица? – взволнованно спрашивала Ольга Александровна.

– Что ж еще! Ничего не поделаешь, Россия – страна варварская. В Персии поступают более гуманно: сажают на кол…

Ольгу Александровну передернуло от его цинизма, как и от всегдашнего «ничего не поделаешь». С каждым днем муж раздражал ее все больше, и все труднее было это скрывать. Она не пошевелилась, даже глаз не подняла, когда он поцеловал ей руку перед уходом в канцелярию.

Через несколько дней к Назаровым неожиданно заявился Иван Егорович Марков. Ольга Александровна не видела его несколько лет и не сразу узнала в пришельце бывшего репетитора своего сына. Одет он был не по-господски: в черную косоворотку и брюки, заправленные в сапоги. Еще и бороду отпустил, которая его старила, как и небрежно зачесанные назад длинные волосы с преждевременной сединой. Отросшая челка постоянно спадала на лоб, он откидывал ее рукой. По тому, как он смотрел на Ольгу Александровну, как держался с нею, как волновался во время разговора, было видно, что он по-прежнему не равнодушен к ней.

– Я здесь проездом, Ольга Санна. Пришел посмотреть, как вы тут живете, – Марков легко сжал протянутую ему руку.

– Очень рада вас видеть, Иван Егорыч, и я недавно вспоминала вас.

– Если хорошо вспоминали, то приятно слышать.

– Конечно, хорошо. Я вас не сразу узнала, вы изменились, бороду отпустили. Привыкла видеть вас в студенческой тужурке.

– Да, много воды утекло. Дети, верно, стали совсем взрослыми?

– Юрий на втором курсе юридического факультета, будет адвокатом, как отец. Марика в последнем классе гимназии. Ну а мы с вами стареем, Иван Егорыч, не так ли?

– Только не вы! – сказал Марков и покраснел.

– Вы женаты, Иван Егорыч? – пришла на помощь Назарова.

– Некогда мне.

– Чем же вы так заняты?

– Работаю земским врачом в вашей бывшей губернии, то есть работал…

– Ушли с должности?

– Меня «ушли». Выслан из губернии как политически неблагонадежный – в двадцать четыре часа. Приказ подписан бароном Вурменталем.

– Ах, бедный барон, ведь он, бедняжка, погиб.

– Поделом ему!

– Как можно? О покойном!

– Виноват, Ольга Санна. Простите, не сдержался.

– Кошка скребет на свой хребет. Вот и наскребли себе ссылку своим несдержанным языком.

– Да уж, именно так, как вы сказали. Деятельность земского врача, как и сельского учителя, – святая стезя. Народ погряз в нищете, невежестве, болезнях. Кто ему поможет? Только учитель и доктор. А сколько их? Единицы! Я делал, что мог, лечил людей от всех болезней. Особенно свирепствует у нас трахома – прековарнейшая болезнь, доложу вам, и заразная. Если запустить, может привести к слепоте. Мне удалось добиться заметного успеха, но в самый разгар работы мне указали на дверь. Когда я спросил Вурменталя, за что меня высылают, он ответил: «Мы поручили вам лечить крестьян от болезней, но не поручали проповедовать. Это дело Церкви».