– Его фамилия?! – Моя рука с пистолетом тверда. – Не стоит мне лгать!

– Я… – Доктор замолчал и снова отодвинулся к стене. – Я не могу вам ее назвать!

– Верю вам, – киваю я головой. – Но ваш страх не спасет вас!

Я наклоняюсь к столу и переписываю адрес на оборот обложки книги гостей.

– Вы и сейчас меня не узнаёте? – Я смотрю на доктора с близкого расстояния.

Он испуганно крутит головой – похоже, спектакль окончен.

Я, несколько разочарованный, выпрямляюсь. Пиранья из аквариума смотрит на меня с пониманием.

Я укладываю книгу в чемоданчик.

– А как на моем месте поступили бы вы, если бы речь шла о вашем сыне?

Засовываю пистолет в левый внутренний карман пиджака – он мне служит для этих целей. Доктор не отвечает на мой вопрос. Я собираюсь уходить. Только что это? Человек за моей спиной хватается за телефон. Я вижу это в стекло аквариума. Иуда! Когда я оборачиваюсь, трубка почти у его уха. Я нажимаю на кнопку лифта.

– Знаете, господин главврач, я ведь только хотел узнать фамилию, но вы не пошли мне навстречу!

Я говорю медленно и достаю из кармана пистолет.

– Примите это от меня как небольшую христианскую помощь.

Доктор непроизвольно крутит головой, его рыбьи глаза блестят.

Glock с глушителем дергается в моей руке, раздается звяканье. И пока двери лифта открываются, руководитель клиники Пауль Фишер безжизненно сползает со стула.

II

Потерянные в Албании

Над ущельями гор Проклетие[8] поднимались тучи. Непрестанный дождь того лета 2001 года промочил извилистые гребни и острые известняковые пики во всей Северной Албании. Прошел год после войны в Косово, до которого от маленького средневекового селения Тет рукой подать[9]. Мутные потоки воды пробивались по склонам заоблачных пиков куда-то вниз, как и с отвесных откосов горы под зловещим названием Зла Колата[10]. Под завесой дневного тумана неудержимый паводок проникал в неприступные леса и в неведомые пещеры. Их тут десятки, а может быть, и сотни, кто знает. На тропе, которая вела через гребень этой пограничной горы, остановился человек. Он был одет в промоченную камуфляжную униформу, за плечами виднелся рюкзак. Человек смотрел на дорожку, которая, петляя между камнями, поднималась вверх, к седловине. Из заросшего рта вершины выступал пар, поток мутной воды в нескольких шагах от тропы дробился о круглые белые камни. Некоторые из них заметно двигались из-за сильного течения, ударялись друг о друга в воде и издавали глубокие глухие звуки. «Как долго не ходил я этим путем?» – спрашивал он сам себя. Человек знал ответ хорошо: уже почти целый год, ну, кроме вчерашнего тура с несколькими студентами из Чехии.

Но уже перед войной Микун водил туристов по окольным горам. Самыми щедрыми были немцы. Их надо было всячески обхаживать, зато платили они марками. Чехи, которых до войны тут было больше всего, рюкзаки носили сами, спали в палатках, а в горы ходили, пользуясь старыми югославскими картами. Когда в 1998 году вспыхнул вооруженный конфликт, в Тет уже никто не приезжал. Вместо туристов Микун водил теперь через границу в Косово лошадей, таскавших на своих хребтах мешки с коноплей. Брат Калимант был у албанских борцов за свободу на хорошем счету, прежде всего благодаря наркотикам, которые он им регулярно поставлял. Коноплю он выращивал на участке неподалеку от деревни Никай Шала. Трудно было в этих краях найти лучшее место: Никай Шала занимала изолированное положение на южных склонах и щедро подпитывалась влагой с реки. Именно Калимант в период нужды подыскивал Микуну гешефты. Брат служил в Тете полицейским, но благодаря тропе контрабандистов, которую он сам же и проложил, настоящее его влияние простиралось далеко за границу.