– Да когда, дед, это было-то?! Сколько воды-то утекло?

– Сколько ни утечет, а водица все кругом движется, – покряхтел дед Митрич, – это надо понимать. С неба на землю она дождем падает, а потом испаряется и опять на небо поднимается. И снова на землю. Так и движется она спокон веков. И вода всю эту красоту и создает. И мы можем эту благодать видеть! Прям вот сейчас! Так разве это не радость?!

– Оно, конечно, – покачала головой баба Дуся, – может, и так…

– Эх, – вздохнул дед, – вижу, Евдокия, что ты сомневаешься. Ладно, ну, вот скажи, к примеру, гоголь-моголь, что для тебя тогда радость?

Баба Дуся поджала губы, задумалась, а потом, чуть помедлив, ответила:

– Ну, вот дров ты мне помог на зиму заготовить… С картошкой подсобляешь…

– Так, ладно…

– Пенсию приносишь…

– Ну… А еще?

– Еще… – Тут она на мгновение запнулась и вздохнула: – Ежели бы еще ты мне письмецо от деток принес…

– Принесу, Евдокия, принесу. – Митрич снял фуражку и помял ее в руках. – Хотя дети – это отрезанный ломоть: захотели – прилетели, захотели – улетели. Только мы с тобой, как птички в своем дупле, всегда на одном месте сидим. Ну ничего. Вот скоро почта приедет, чую, там послание для тебя будет. На твои именины обязательно должно…

Старушка горько вздохнула:

– Дай-то Бог…

И тут баба Дуся увидела в конце улицы невысокую, кряжистую фигуру рядом с грузовой машиной.

– Идти мне нужно, – торопливо проговорила старушка, – в поселок еду, к доктору…

– Заболела, что ли? – встревоженно спросил Митрич.

– Да не… – неуверенно ответила старушка. – Так… если дети приедут… надо их встретить, а не колодой лежать…

– Это правильно, – отозвался Митрич, – обязательно поезжай. После к тебе зайду… Проведаю… И заявление я написал, принесу. Тебе подписать тоже надо будет…

Баба Дуся удивилась:

– Чего?

– Чего «чего»? Ты что, старая, забыла? Мы же решили от всей нашей деревни прошение написать начальству в город. Чтобы рейсовый автобус к нам, значит, пустили, автолавка продукты какие привозила бы…

– А! – вспомнила старушка. – Приходи, Митрич, приходи. А почта придет, ты уже там посмотри… А я побежала.

Баба Дуся махнула на прощанье рукой и быстро засеменила по дороге. Она прошла мимо старой, разрушенной церкви с заколоченными окнами, в разводах темно-зеленого мха по стенам. На месте, где когда-то были купола, вытягивались вверх высокие березы, под ними росла густая, в рост человека, трава, а в углах были свиты птичьи гнезда. Рядом находившийся небольшой деревенский погост пришел бы в такое же запустение, если бы не старания бабы Дуси и Митрича. Когда были силы, они поправляли могилки и покосившиеся кресты, выпалывали сорную траву. Баба Дуся повернулась к церкви и три раза перекрестилась. Губы ее, читая молитву, вздрагивали. Старушка заспешила дальше. Если Петька уедет, то до большой дороги ей придется идти несколько километров по лесу и потом еще неизвестно, сколько времени ловить попутку, так что в медпункт она уже может не успеть.

Наконец, запыхавшись, баба Дуся подошла к большой машине, вокруг которой важно ходил невысокий мужичок лет сорока. Его руки были засунуты в кожаную куртку, а во рту дымилась папироска.

– Здравствуй, Пётр, – произнесла старушка, – я к тебе…

– Зачем же это я тебе, бабка, понадобился? – усмехнулся Петька, выпуская изо рта и носа густые клубы дыма.

– Мне бы в поселок, – просительно проговорила баба Дуся, – нужно очень…

– Ишь ты, – Петька постучал грязным сапогом по колесам машины, – на танцы, что ли, собралась? – Его толстые губы расплылись в довольной улыбке. – И то правда, скукота у нас тут! – Он тоскливо оглянулся. – Никакой жизни нет. Тоска зеленая!