«Вот это да, – опешил Чернов. – Никогда бы не подумал на Славика, что он решится меня в тюрьму упечь. Или его родители что-то разнюхали? А, может, они с моих родичей бабки хотят стрясти? Вот это скорее всего. Но зачем тогда заяву в ментовку подавать? Пришли бы сразу к отцу. Что теперь делать? Пока – не сознаваться. А там – видно будет».

– Нет, чего не было – того не было. А люди сейчас, сами знаете, какие – могут только так человека оклеветать. А может… Может, они деньги хотят с моих родителей получить?

– Деньги, говоришь? – следователь почесал подбородок. – Деньги – это может быть. А у твоего отца, что – деньги водятся?

– Есть немного.

– Ну-ну. Кстати об отце. Ты пока не говори ему ничего. И мать тоже не беспокой. Пока сам подумай, что лучше сознаться во всем, чем париться в следственном изоляторе. Придешь ко мне послезавтра, в то же время. Понял? Ну, все, топай. А пока вот эту бумагу подпиши. Это подписка о невыезде. Теперь ты, милый друг, никуда от меня не денешься.

Дома Чернов некоторое время лежал на кровати, рассматривая узоры на подвесном потолке. Конечно, рано или поздно отцу рассказать обо всем придется. Но лучше – позже. К тому же есть еще один шанс. Пусть небольшой, но есть. Встретиться с Ольгой Белозеровой и попросить ее переговорить со Славкой. Надо поплакаться, надавить на жалость. Возможно, Старовойтов уговорит родителей забрать заявление из милиции. А что еще остается делать? Да, надо звонить Ольге, договориться о встрече. Несмотря на ее любовь к Поваляеву, она, кажется, питает к нему, Виталию, какие-то теплые чувства. Женщины вообще жалостливы и сострадательны, полагал Чернов, эти чувства всегда надо использовать в своих интересах.

Приняв решение, Виталий набрал номер телефона Ольги. Трубку взяла ее мать.

– Здравствуйте. Пригласите Олю, пожалуйста, – произнес Чернов очень вежливо.

– А кто ее спрашивает?

– А… это ее одноклассник. Мне домашнее задание надо уточнить.

– Сейчас позову.

Через несколько секунд Виталий услышал голос Белозеровой.

– Алло?

– Оля, не вешай, пожалуйста, трубку. Это я, Виталий Чернов. Извини, но мне не к кому больше обратиться, кроме тебя… Понимаешь, у меня… Беда случилась. Только ты можешь помочь.

– Что за беда? Что случилось?

– Я не могу об этом рассказать по телефону. Надо встретиться. Пожалуйста.

– Встретиться? Ну, ладно… А когда?

– Если можно – прямо сегодня. Дело срочное.

– Хорошо. Встретимся через час на остановке возле кафе «Осень». Только учти – в кафе я с тобой не пойду, и гулять мы с тобой не будем. Поговорим и разойдемся. Ясно?

– Да-да, конечно, Оля. Я все понял. Через час буду тебя ждать. Спасибо, что согласилась. До встречи.

Когда Ольга подошла к остановке, Чернов уже был на месте. Белозерова увидела Виталия еще издали: его модная сине-желтая куртка отчетливо выделялась на фоне молоденькой зелени, только что родившейся под лучами ласкового майского солнца. В руках юноша держал букет роз. Как только Оля приблизилась к Чернову, тот протянул ей цветы.

– Это мне? – спросила Ольга с металлом в голосе. – Спасибо, не надо. Прибереги для своей очередной пассии. И давай договоримся: у нас с тобой чисто деловое свидание. Ты обратился за помощью – я постараюсь помочь. Если смогу. И все. Ты понял?

– Ну, возьми, Оля… Что мне с ними теперь делать? А… Ладно… Я выброшу их! – Чернов медленно направился к «мусорке».

У Белозеровой вполне хватило бы характера, чтобы досмотреть до конца сцену опускания цветов в мусорную корзину. Она понимала, что Чернов играет, позерствует перед ней и ждет, что она остановит его. Можно было бы спокойно дождаться финала этой сценки и начать разговор. Но… Ольге стало искренне жаль цветов. Она где-то читала, что цветы не обижаются на то, что их рвут. Главное – чтобы после этого на них смотрели, любовались ими. Это – один из их смыслов существования. Приносить в мир красоту и радовать людей. А для чего нужна красота в мусорной корзине?