– Моя Юлия, но ведь я не историк, а космолингвист!

– Институт объединяет ученых разных специальностей. Мы изучаем Тиатару как живую и развивающуюся систему: космическую, природную, историческую. Я сама, вы знаете, космолингвист, но это не мешает мне быть неплохим, по мнению многих, директором комплексного института.

– Разве ваше нынешнее служебное положение – не прикрытие куда более важного статуса?

– Нет, Улисс. Директорство – не синекура. Альянс назначает своими представителями лишь опытных профессионалов, которые не воспримут отставку как катастрофу, если вдруг их сместят или просто подвергнут ротации. К тому же профессионалы лучше ориентируются в конкретных делах того мира, в котором работают. Они не сидят в изоляции, окруженные секретарями, помощниками и охранниками. Охрана нам, кстати, не полагается. Выделяться своим образом жизни нельзя. И, помимо обязанностей Хранительницы, у меня еще куча работы. Я продолжаю преподавать теорию и практику перевода студентам-историкам. Проверку контрольных, правда, поручаю своим ассистентам, самой мне некогда. И в индивидуальный класс давно никого не беру.

– А ваш знаменитый поэтический семинар?

– Да, он всё ещё существует. Но там нагрузка щадящая. Раз в декаду, попеременно с профессором Луэем Мафиром.

– Кстати, Юлия, вы уже познакомились с моим переводом «Одиссеи»? Я ведь передавал его через Виктора. Это вышло… ужасно?

– Почему вы так думаете?

– Вы не стали его издавать.

– Не решалась без вас.

– Однако вы в свое время опубликовали «Алуэссиэй инниа»: исследование и все три версии текста с вашими комментариями…

– Я сделала это, поскольку Ульвен, мой учитель, погиб. А вы, я знала, живы.

– Вы ждали моей кончины?

– Нет, Улисс. Возвращения. Я предчувствовала, что это случится.

– «Сюон-вэй-сюон»…

Он напомнил сакральное уйлоанское выражение, обозначающее нерасторжимую связь двух сердец и двух душ. Эта связь соединяла меня с моим незабвенным учителем.

– Не совсем, Улисс. Между вами и мной ничего подобного нет. Просто я рассуждала логически. Мне не верилось, что вы вправду намерены навсегда похоронить свои таланты на необитаемом острове. Если Виктор оставил вам рацию, а вы ее с благодарностью приняли, вам пришлось бы однажды пустить ее в ход.

– И как мы поступим теперь?

– Издадим перевод, разумеется. Но сначала над ним поработаем. Пройдемся по всем стихам, уточним семантику разных лексем, поправим стилистику, снабдим примечаниями… Всё-таки я разбираюсь в поэмах Гомера и в реалиях древней жизни на Теллус несколько лучше, чем вы. Однако в знании тонкостей уйлоанского языка, особенно архаизмов, я с вами тягаться не в силах. Впрочем, вы вправе отказаться от моего участия и действовать самостоятельно.

– Кто, кроме горсточки космолингвистов, сумеет оценить этот труд?

– Я думаю, многие. «Одиссею» никогда еще полностью не переводили на инопланетные языки. По крайней мере, я таких переводов не знаю. Лишь сокращенные пересказы и вольные адаптации.

– Но ведь я перевел не гексаметром…

– В нашем мире, на Теллус, такое нередко практиковалось. Другое дело, кое-какие слова переданы, по-моему, не совсем адекватно по смыслу. Их бы следовало уточнить, заменить или перефразировать. И, естественно, прокомментировать существенные отступления от оригинала, вызванные различием цивилизаций.

– Теперь понятно, почему вы не хотели в одиночку браться за столь кропотливое дело.

– Вместе с вами, Улисс – с большим удовольствием.

– Значит, нам нужно будет часто видеться?

– Безусловно. И лучше очно, не дистанционно. Но при моих многочисленных обязанностях я не могу постоянно летать в Тиастеллу. Логичнее вам переехать поближе ко мне.