Он сиял от счастья. Он наслаждался всеобщим признанием. Он держался как… главный в доме?..

На мгновение мне стало не по себе. Вспомнился последний разговор с координатором Уиссхаиньщщем, состоявшийся при обсуждении моего отчета. Уиссхаинщщ угрюмо спросил, вполне ли я представляю себе, чем может оернуться моя снисходительность к двойнику, учитывая ту цель, которую ставили перед собою его создатели. Я ответила, что Улисс изменился. Он больше не претендует на императорский титул. Превыше всего он ценит семью и мечтает вернуться туда, где его ожидают любовь и забота. Вдобавок за семь прошедших лет он не помолодел. В его возрасте старость ближе, чем юность. Высылать его куда-либо, навсегда разлучая с родными – бессмысленная жестокость. Пользу он способен принести и на Тиатаре. Выслушав мои аргументы, координатор проговорил: «Хорошо, госпожа Хранительница. Мы вам доверяем. Оставляем решение вопроса о судьбе господина Улисса в ведении властей Тиатары. Вы приняли надлежащий закон, и мы будем его уважать».

Пока я погрузилась в свои мысли, принц Элвен спросил:

– Скажите, милый дядя, а что вы там ели?

– То, что сам добывал, – отвечал Улисс племяннику.

– Плоды? Растения? Рыбу? Водоросли? Моллюсков?

– Мясо животных тоже, мой мальчик. Без мяса выжить в таких условиях трудно.

– Охотились?

– Ну, конечно. За добычей обычно уходил подальше от дома или плавал на континентальный берег. Держать ручное стадо варати поблизости от моего прибежища было никак невозможно, его сожрали бы баадары.

– Значит, вы каждый день кого-нибудь убивали?

– Не каждый день, Элвен. По мере необходимости.

– Своими руками?

– А чьими же?

– Это трудно – убить?

– Трудно, мой дорогой. Но пришлось приучиться. Здесь мы можем заказать и купить любую еду. А там что добудешь, тем и питаешься. Делать значительные запасы я не мог: в моем флаере не было рефрижератора. Влажность в тех местах высока, фрукты и овощи, как свежие, так и сушеные, хранились очень недолго. Во время бурь приходилось сидеть взаперти пару суток. На этот срок еды мне хватало, но воду нужно было расходовать бережно. В тот злосчастный день, когда я сломал ногу, у меня осталась горсть орехов, совсем немного воды и один полуразряженный аккумулятор.

Улисс под воздействием легкого, но бодрящего вина с удовольствием рассказывал о своих приключениях на Ойгоне, который он называл «мой остров». Как он плавал среди баадаров, как порой совершал поездки на континент на хлипкой надувной лодчонке, которую, в конце концов, продырявил, и обратно пришлось добираться верхом на бревне, закинув на плечи тушку варати, привязанную лианами. Как, после дневных трудоемких занятий, он вечерами декламировал вслух тексты на всех известных ему языках, чтобы не утратить профессию космолингвиста, как разыгрывал воображаемые диалоги с родными, рассказывая им о своих делах и свершениях; как взялся переводить «Одиссею», что надолго его обеспечило умственной пищей и удержало от мыслей о смерти…

«Да, я порой пытался представить себе, как я буду там умирать, – признался Улисс. – Поначалу картина казалась даже приятной и утешительной: почувствовав приближение смерти, я выйду на берег, улягусь с видом на море и небо – и тихо засну… Однако реальность сулила мне нечто другое. Либо меня, обессилевшего, заживо сожрали бы хищники, либо я сгнил бы в своей металлически-пластиковой могиле, без воздуха, света, воды»…

Молодёжь и дети – Ульвен, Файолла, Элвен, Оллайя – взирали на «дядю Улисса» как зачарованные. Он уже превратился для них в героя. Айала с Афиной принимали кокетливый вид, когда он восхищенно смотрел на них и говорил им приятные комплименты. Мужчины – Эллаф, Ассен, Виктор и барон Максимилиан Александр – преисполнились к нему уважения. Мы же, трое давних подруг – Иссоа, Маилла и я – понимающе переглядывались и молчали, наблюдая за тем, как Улисс постепенно покоряет себе окружающих. Он порой обращался и к нам, но скорее прося одобрения собственным репликам: «Не правда ли, дорогая сестра?.. Ты согласна, племянница?.. А вы, несравненная Юлия?»…