Отключив телефон, беспокойный Джерри, видимо, уже не переносивший тишины, принес с кухни уцелевший в новом тысячелетии радиоприемник VEF Spidola. В благодарность за прерванное молчание тот жизнерадостно напомнил приятным женским голосом, что есть отличный повод поднять кружки:

– Сегодня родились Микеланджело Караваджо, Мигель де Сервантес, Мигель де Унамуно, Николай Островский, Микеланджело Антониони и Джерри Ли Льюис. Также в этот день в тысяча девятьсот седьмом году в Петербурге открыли регулярное трамвайное движение, а через пятнадцать лет, в тысяча девятьсот двадцать втором году, в этот день уже из Петрограда отплыл пароход с русскими философами, известный как «философский пароход».

– Отличный денек! За всех этих ребят и отдельно за Сервантеса! – предложил я. – Если Бог спустится к людям и спросит книгу, оправдывающую их существование, ему следует дать «Дон Кихота». Вроде так говорил кто-то из знакомых.

– Так говорил Достоевский, – поднял кружку Паром.

– Я ему верю, – кивнул я.

Наблюдать осень, сидя на открытом балконе, выходившем на ипподром, было приятно. Прозрачный воздух словно обнажал синее небо, и казалось, что мы парим где-то в поднебесье на каникулах. Нет ни времени, ни срочных дел.

– А тебя почему Паромом прозвали? – спросил я.

– Я очень плавать люблю с детства, – потянулся Паром. – Но с моими ногами в воде я походил на паром, вот пацаны и прозвали.

– А когда подрос? Мешать абсент с коньяком не полюбил?

– Нет. А что?

– Лотреком бы прозвали. Ха. Шутка. Черный юмор. Если перебор, прости, я по утрам несу чушь, убей меня, – я поднял руки.

Слава Паром добродушно улыбнулся.

Через пару часов стали расходиться. Может, чтоб не видеться еще лет десять или вообще никогда. Как это бывает в жизни, мало похожей на летние каникулы.

***

Голова кружилась от прозрачности улиц, уходивших в сияющую даль, как фарватеры в параллельные миры. Небо синим океаном проливалось сквозь облетающие желто-коричневые деревья. Яркое солнце, сияющий воздух, отчетливые звуки – увлекали куда-то вверх. Казалось, я не иду, а продолжаю парить над землей, погруженный в размышления: «Бывает, не любишь наш мир за мрак и жестокость, даже не сомневаешься, что он скоро накроется медным тазом. И вдруг в такой ясный осенний день поймешь, что прав-то все-таки Мартин Лютер. И накануне конца света нужно садить яблони».

Остановившись у подъезда двухэтажного кирпичного дома, построенного еще пленными японцами, я нажал кнопки домофона. Отозвались сразу:

– Кто?

– Это я, Дима.

Не успел потянуть ручку, как дверь открылась и вышла девица, похожая на уолтдиснеевскую русалку.

– Здравствуй, Дима, – улыбнулась она, хлопая длинными подкрашенными ресницами.

– Здравствуй, Ариэль, – не растерялся я.

Девица пошла в сторону проспекта.

– Или ты не Ариэль? – крикнул я вслед. – Как тебя зовут?

Она не обернулась. Я взбежал по старой скрипучей лестнице.

– Здорово, Петька! Хорошо живешь! Тут такие русалочки выплывают, – с порога доложил я.

– Привет, – ухмыляясь, друг встречал в халате и босиком. – А, это Таюка.

– От тебя, что ли? Любовь без границ и без правил? Как в песне?

Петя играл на гитаре в кавер-группе, популярной в местных клубах, и после удачных концертов приводил домой кого-нибудь из поклонниц.

– Да ладно тебе, – недовольно махнул он рукой.

– Слушай, Петь, чего зашел-то, – сменил я тему. – Забегу в туалет? У тебя, вроде, кто-то из друзей в Москве стройкой занимается? Можешь узнать, есть работенка? Я на мели, и ничего не светит.

– Ты же сам недавно из Москвы. А твой фриланс в интернете?

– Накрылся вместе с ноутбуком. А старый не подключается. Калым бы какой, я бы сгонял. Где остановиться, есть.