Виталия разбудил собственный вопль и страх. За окном и в комнате было уже светло. Он быстро закурил. Курил он глубокими и частыми затяжками, пока не подуспокоился Он глянул на пол. Так и есть – на полу лежало три потухших, в линолеуме, окурка Он отлепил их оттуда, и положил в пепельницу.

Снова глянул на пол – бедняга-линолеум был уже весь в обожжённых шрамах и воронках от огня сигарет.

Непорядок, брат, – сказал он самому себе, – опять непорядок.

Докурив и загасив сигарету, Виталий встал с дивана, взял пепельницу, вынес её на кухню, поставил на зажжённую плиту чайник, сходил куда надо. Вернулся в комнату уже с заваренной чашкой чая и чистой пепельницей, поставил всё на табурет. Достал из буфета чёрную старую папку, отодвинул к стене подушки, достал из папки пять колод карт, положил их стопкой на табурет, папку на диван, а на папку одну колоду карт. Закурил «Приму» и прилёг. Стасовал карты – бросил на бубновую даму. Докурив, подал себе в постель чашку горячего чая. Понюхивая его дымный аромат, и отпивая его маленькими глотками, он догадал на бубновую и допил чай. Отставив от себя чашку, он закурил сигарету с фильтром, и бросил на трефовую. Докурив и догадав, он приподнялся, сел и сказал:

– Всё фигня. /Мягко перевожу я/.

И пошёл заниматься собственным туалетом.

Сделав лёгкую зарядку с упором на дыхательную гимнастику, он выпил вторую чашку чая, но уже стоя у открытого окна кухни, облокотившись на подоконник, любуясь зеленью деревьев и радуясь цветам, растущим в палисаднике. Но внимательней всего он поглядывал на небо, пытаясь понять его настроение. Заревел взлетающий и тут же красиво разворачивающийся ТУ-154, но этот ТУ уже тише и мягче ревел – он был более продвинутый, видимо, по требованию Евросоюза.

Ах, всё равно не угадать. А солнышко, всё же, проглядывает.

И, закурив, он сосредоточился на самом себе, делая ещё одну – невидимую зарядку мышц.

На небе действительно появились голубые прогалины с белыми кудрями облаков по краям и, радуя глаз, выглядывало, соскучившееся по земле солнышко. Виталий уже был у себя в комнате, Он открыл свой складывающийся реальный рабочий стол, отчего в комнате стало ещё тесней, включил компьютер, где открылся виртуальный рабочий стол, открыл папку «мои документы», «проза» и с опаской посмотрел на выключенный телефон. Потянулся к нему, вставил вилку в розетку – тот снова заверещал, как бешеный! Виталий поднял трубку – ухо пронзили мерзкие короткие гудки! Он побил по рычажкам – бесполезно. Он бросил на них трубку – телефон вновь заверещал! Он выдернул вилку и бросил её на аппарат! Вернулся к компьютеру и с силой щёлкнул по файлу «ДИТЯ»!

Открылся текст. Виталий стал искать в нём то место, на котором прервала его мать со своими дурацкими вопросами. Нашёл то место, где Мессир говорит Голицыну:

@ @ @

«-. … Но в другом месте и в другое время я вас угощу хорошей сигарой.

Так что же теперь – мне пухнуть от табачного голода??

Теперь? Теперь – мы пойдём на прогулку по вашему чудному городу.

В такую погоду-то?!

О, сейчас провиднется, – сказал ОН языком, которым говорила бабушка Голицына, Мотя, – вон – тучи уже рассеиваются и уходят. Идите, собирайтесь. Да, и прихватите с собой ваши пьесы, – добавил ОН вслед уходящему в свою комнату Голицыну.

Что – все? – отозвался тот.

Непременно – все. Их у вас, я знаю, немного.

Голицыну пришлось брать с собой большую чёрную сумку, суетливо складывать туда пачки испечатанной бумаги, вложенные в две папки. Зачем он это делал – он не понимал, но делал. Между делом, он, конечно же, быстренько закурил, неслышно затягиваясь. Но, сложив пьесы в сумку, он, вдруг, что-то вспомнил, кровь прилила к голове его, и он выкрикнул собеседнику: