Вечер пятого дня. Смотрел в окно кабины. Темнело. Вдруг я заметил какое-то движение у края леса. Через пять минут стало понятно, что это медведь. Я даже немного обрадовался. Но то, что я увидел потом, заставило меня сначала схватить пистолет, а потом срочно выключить истерику и ползти к выходу, где мне оставили лесенку на всякий случай.

На спине медведя был человек в серо-зеленом комбинезоне. Я с трудом приоткрыл дверь фюзеляжа и стал смотреть. Не доходя метров двадцать до самолёта, медведь остановился и лёг. Присмотревшись, я увидел, что на его спине была наша практикантка. Она сползла в снег. Видимо, от этого очнулась и посмотрела вокруг. Боясь напугать медведя, я сильнее приоткрыл дверь и начал спускать лестницу. Это была обычная строительная алюминиевая четырехметровая стремянка. Ее длины едва хватало до земли. Слава Богу, девочка все это увидела и, погладив медведя, медленно пошла к самолёту. Она подошла к лестнице, взялась за неё руками, попробовала поднять ногу, не смогла и заплакала. Медведь услышал, поднял голову и насторожился. Я опять схватился за пистолет, хотя понимал, что эти пульки медведя только разозлят. К счастью, он не вставал и даже снова опустил голову. Девочка стояла и тихонько плакала. Как можно тише, но так, чтобы она слышала, я велел ей собраться с силами и хотя бы встать на ступеньку. Она это сделала. Я спросил, крепко ли она держится. Девочка обхватила лестницу руками и начала истерически смеяться. Медведь снова поднял голову, встал и пошёл к самолёту. Я понял, что медлить нельзя, закрепился, как мог, у края люка и начал тянуть лестницу, перехватывая ступеньки. Сразу ушёл страх, волнение, и все мысли были только о ступеньках. Рывок – перехват, рывок – перехват. Внезапно лестница упёрлась во что-то. Я понял, что это её руки не дают тянуть дальше и она близко. Тут и меня проняло на смех: «Залезай уже», – сказал я весело. Она перестала смеяться. Как-то быстро вскарабкалась, упала рядом со мной и отключилась. Я выглянул вниз. Медведь шёл в сторону леса.

Мы ещё долго лежали втроём: я, она и лестница. Рук я не чувствовал. Не знаю, сколько мы пролежали, но я сильно замёрз. Надо было закрыть люк. Я увидел, что и дверь в кабину открыта. Нужно все закрывать, снова топить печь и как-то бодрить эту мою Пятницу. Кстати, я даже не запомнил, как её зовут. К счастью, она очнулась, молча закрыла люк и пошла куда-то в глубь фюзеляжа. Через некоторое время вернулась с пластиковой бутылкой, вопросительно посмотрела на меня. « Будешь?» – это было её первое слово. Я догадался, что в бутылке спирт, утвердительно кивнул и сказал, чтобы разбавила водой. Она залпом выпила целый стакан, я тоже отхлебнул пару глотков. « С увидом!» – сказал я, как обычно говорил мой дед в таких случаях. Не дожидаясь, пока я затоплю печь, она, в чем была, растянулась на моей лежанке и мгновенно уснула. Когда в печке разгорелся огонь и стало светлее, я разглядел её лицо. Это была совсем не та по-детски озабоченная мордашка, которая на меня смотрела, когда все собирались уходить. Это было лицо человека, испытавшего что-то ужасное, кошмар, от которого можно легко сойти с ума. Стало теплее. Я завернулся в спальник и задремал в кресле пилота.

Мне приснилась Светлана. Она архитектор, художник, поэтесса и просто красавица. Я ей нравлюсь, мы мило беседуем на любые темы, иногда, как мне кажется, даже более откровенные, чем можно. Но нельзя: у неё муж, который от неё без ума, и двое милых мальчишек. За чужой счёт счастлив не будешь. Правда, не думать о ней у меня тоже не выходит. Однажды мы сидели в обед в кафешке рядом с работой, она рассказывала о своих мальчиках, о том, как она их безумно любит. А потом вдруг замолчала и говорит: « Я была бы самой счастливой на свете, если бы ОН был моим лучшим другом или братом! Мой стакан полон его любовью, но я не могу ответить, вернуть хотя бы половину. Я изо всех сил пытаюсь этой любовью наполнить своих детей, но это другая любовь, и они её мне возвращают сполна. Мне плохо». Я спросил: «Секс?» Она сказала: «Нет, я привыкла, это очень похоже на посещение массажного салона. Раздеваешься, ложишься, тебя ласкают, гладят, ты получаешь удовольствие, но в процессе почти не участвуешь. Говоришь: «Да, мне было очень хорошо, спасибо». Откуда у него столько любви…? Я боюсь и одновременно жду, когда его стакан опустеет. Я хочу любить, но точно знаю, что не смогу позволить себе предательства».