– Вот, смотри. Это какой-то кувшин на экспозиции, вот, вот сейчас. Видел, как он блеснул? Я перемотаю, – он вернул видео на несколько секунд назад. – Смотри внимательно. Я сначала думал, что это свет фонарика в нём отражается, но нет, это он сам засветился, и более того, смотри дальше.

– Перемотай ещё раз, – попросил Финн. – Карл, иди сюда, тут, правда, что-то интересное.

– Вы серьёзно? – он только уселся за рабочее место и встал с большой неохотой.

Кувшин на видео на самом деле сначала блеснул, а потом, спустя буквально пару секунд пошевелился. Разобрать было сложно, но он словно слегка взлетел. Затем ещё чуть выше, и после, когда охранник убежал, плавно опустился на место.

– Твою мать! – Финн был просто в восторге. – Это самая крутая хрень, какую я видел в своей жизни. Ты мне, конечно, не нравишься, не обольщайся, но сейчас ты прям отжёг. Я должен рассказать Дарье, мы обязаны изучить этот кувшин! – Финн ходил быстрыми большими шагами по кабинету, запустив пальцы обеих рук в остатки волос у себя на затылке.

– Погоди, – остановил его Ник. – Дарья очень скептически относится к твоим мистификациям, давай лучше я. Мне пока ещё не довелось испортить о себе мнение, возможно, она прислушается.

– Знаешь, Финн, – Карл был растерян. Он знал, что он видел, но насколько этому можно было верить? Мистер Гатри аккуратно поправил очки на носу. – Я согласен с Ником. Это будет правильнее.

– Но если она даст добро, пойдём туда вместе! – едва ли не крича от возбуждения, пролепетал Берггольц.

Ник сразу же отправился к кабинету Дарьи и постучал в дверь. Она пришла на работу на полчаса раньше остальных и уже полностью закопалась в бумаги. “Да”, – было брошено достаточно небрежно, словно из глубины мыслей.

– Доброе утро! Можно?

– А? – она, всё-таки, отвлеклась от бумаг. – Да, заходи. Как вчера всё прошло? Ввели в курс дела?

– Да, прошло хорошо, я понял, что и как, и сегодня планирую взяться за находки, и вот об этом я и хотел поговорить.

Волосы Дарьи, как и вчера, были собраны в хвост, но сегодня на ней был лабораторный белый халат, и он придавал её виду строгости гораздо больше, чем костюм.

– Что-то случилось?

– Можно и так сказать. Вчера я попросил у охранника записи видеонаблюдения с той ночи, после которой уволился его коллега и увидел там кое-что очень интересное.

– Подожди, – Дарья аккуратно положила ручку на стол и сложила руки, скрестив пальцы. – То есть в первый же день ты решил пойти по стопам Финна?

– Я прошу прощения. Да, – он быстрым шагом прошёл вглубь кабинета и сел на стул, слегка наклонившись вперёд, – это выглядит не самым лучшим образом, но там правда есть на что посмотреть. Я мог бы рассказать, но это будет звучать как бред сумасшедшего, поэтому я хотел бы показать.

Дарья очень неохотно поддалась на уговоры, но всё же подошла к компьютеру Финна и посмотрела загадочное видео.

– Я хотел бы снять этот кувшин с экспозиции, не знаю, сказать, что на реставрацию, например, и изучить его как следует.

– В этом зале выставлен всего один кувшин и его привёз сюда из Норвегии мой отец, – очень задумчиво проговорила Дарья. – Я думаю, мне стоит самой на него посмотреть.

– Я с вами! – подскочил Финн.

– Нет, Финн, – ответила она строгим голосом, – у нас очень много работы. Я возьму с собой Ника, он всё равно пока пользы не приносит, а вы с Карлом занимайтесь делом, пожалуйста, вы же знаете, что у нас завал. Если там и правда есть на что смотреть, мы принесём кувшин сюда.

Сказать, что Финн был недоволен ответом – это словно промолчать. Карл же едва заметно ухмыльнулся.

Музей открывался для посещения только через час, и в залах ещё было пусто, но всё вокруг уже было залито золотым солнечным светом. Когда они подошли к витрине, на которой красовался тот самый кувшин, Дарья долго рассматривала его со всех сторон, задумчиво сдвинув брови. Самая обычная глиняная посуда сантиметров пятьдесят в высоту. В нём не было ничего примечательного: лёгкие орнаменты по периметру горлышка и на шейке, надписи, подобные тем, что находили на рунных камнях, на тулове. Судя по табличке, что описывала данный экспонат, эти письмена восхваляли Всеотца и сынов его, поэтому учёные, что занимались этой находкой, причислили его к ритуальной посуде.