Он долго изучал передний край, прощупывая взглядом каждую травинку и мысленно сравнивая его с картой комдива. Танковую роту комдив предлагал поставить в центре и под её прикрытием навалиться по всему фронту. Клён чертыхнулся: стратегия времён наполеоновских войн, осталось только построиться в парадные коробочки и с развернутыми знаменами под барабанную дробь двинуться на пулемёты. Нынешним Наполеонам хотя бы эпопею Озерова «Освобождение» посмотреть, а не современный лубок с претензией на трагедийность или компьютерные игры, тогда, может, и понятие о тактике было бы иным. Чем они в академиях занимались? Двоечники.

Комполка действовал вопреки планам комдива. Он поставил танки по флангам, приказав комбату-1 одной ротой двинуться по центру, поддержав их АГС, «Кордами», «Утёсами», птурами, создав маломальскую огневую мощь. Пусть укры думают, что именно здесь наносится главный удар. Второй и третий батальоны он сместил на правый фланг – самое неподходящее место для атаки: в логу ручей и густой тальник по берегам, карабкающийся по крутому склону, далее полсотни метров степи, упирающейся в траншеи. Триста метров открытой местности. Если его клинцовцы[15] одним махом перескочат через ручей и окажутся в «мёртвой зоне», то останется ещё полсотни метров. Это на один рывок, десяток секунд вверх по склону, а потом бросок гранаты и автоматная очередь в упор. Но если повезёт…

Клён сам повёл батальоны в атаку. Со стороны могло показаться бравадой, куражом, вызовом, но для него это решение по совести. Полковник впереди атакующих рот. Что-то из «Войны и мира». Капитан Тушин современной войны. Незаметный и надёжный. Такому верят. За таким идут на смерть во имя жизни.

Наступающие цепи прореживали пулемёты, кромсала арта, а они шли. Осколками мины его автомат покорёжило – разорвало магазин, пробило ствольную коробку и глубоко резануло ствол. Клён поднял автомат сражённого бойца, мазанул рукавом, стирая грязь, и бросился вперёд, обгоняя цепь. Вроде бы и невысокий в обыденной жизни, он вдруг предстал былинным богатырем, которого видели бойцы и слева, и справа, сжатый в пружину, краса и гордость брянцев. Ну почему будто вырос вдвое, так ведь выкосили вокруг него бойцов, вот и оказался на виду.

В одно касание они перемахнули ручей и, не останавливаясь, рванули вперёд. Сначала ошалевшие укры даже не поняли, откуда выросла эта мабута[16], молча рванувшая вверх, захватывающая ртом воздух, выдавливаемый из лёгких учащённым дыханием. И это «ах-ха-а-а, ах-ха-а-а», вдох-выдох, неслось вдоль цепи атакующих. Рыскающие взгляды, застывшие на спусковых крючках пальцы и несущийся по цепи вдох-выдох. А потом будто взорвавшееся ура, мат, взрывы гранат, автоматные очереди, крики, и пошла зачистка по траншеям.

Клён окинул взглядом лощину: всё ещё горели его три танка – два справа и один слева; бугрилось телами погибших поле – совсем немного, но это были его солдаты, и заходили желваки на скулах под натянутой кожей; эвакуационные команды собирали раненых. Он доложил о выполнении приказа, и комдив не скрывал радости, обещав «загнуть» фланги другими полками, а его немедленно сменить на захваченных позициях. Комполка ждал, но фланги оставались открытыми, а обещанной ротации не было, только доносилось из рации: «Да, да, подходим, мы рядом, мы скоро…» И так до самых сумерек, пока стало понятно, что никто не придёт. А зачем, когда доклад ушёл в штаб корпуса: высота взята. И теперь комдиву можно было колоть дырочку на мундире и менять полковничьи погоны на генеральские. Цинично, но, в общем-то, типично.