Лев Горфункель Война, любовь и психология читать онлайн страница 17
(мамина руководитель диплома) объяснили по секрету, что не подошла фамилия». Вот так – фамилия отца подвела маму. Впрочем, мамина девичья фамилия – Витал – тоже вряд ли бы их устроила… Отца тоже не хотели утверждать (по этой же причине), но профессор Ананьев сумел отстоять его. В этот раз было кому заступиться за отца. А вообще, фамилия, а точнее национальность, была для отца вечной преградой, таким вечным тормозом – я напишу об этом дальше. Ущемления евреев в то время были настолько обычным делом, что это не вызвало у родителей никакого удивления. Результатом того, что маме отказали в аспирантуре, стала их долгая разлука. У родителей не было никаких сомнений в необходимости аспирантуры для отца – это была единственная возможность продвигаться в науке дальше. Работы для мамы по специальности в Ленинграде не было… «„Пристраиваться“ на работу любую, не по профессии, не по специальности – мы не считали возможным. Ждать „оказии“ не могли – не на что было жить. Решили – еду в Сыктывкар. Это было самое близкое от Ленинграда, пединститут, а не подумали, как трудно туда добираться! Мама Ева5, родственники и друзья были против нашего решения, против моего отъезда, против нашей разлуки, мы были за и другого пути не видели!» Это было тяжелое решение. Расстаться тогда, когда, казалось, начиналась самая хорошая часть жизни, да еще и на такой долгий срок, пока отец учится в аспирантуре (три года), казалось совершенно немыслимым, особенно для мамы – отец-то жил, глядя не в сложности настоящего, а в радости будущего. И ради этого будущего он, как и всегда, был готов пойти на многие испытания, а мама была с ним – всегда и во всем.

Ленинград – Сыктывкар

Мама уехала в Сыктывкар в августе пятидесятого года работать в пединституте. Как она сама вспоминает, это был совершенно дикий край, к тому же место расположения колоний, где сидели опасные уголовные преступники, а также и политические заключенные. Из-за этого маме, и так боявшейся Сыктывкара потому, что она там будет без своего мужа, становилось еще страшнее. Вот такой напуганной она сошла с поезда в Котласе. При этом она почти всю дорогу проплакала, да еще на нижних полках ехала супружеская пара, тоже выпускники ЛГУ, биологи, по направлению, как и она. И жена тоже боялась, а муж ее нежно успокаивал. А маму успокаивать было некому. Надо еще было долго ехать в кузове грузовой машины по совершенному бездорожью. Первая сыктывкарская картинка: мама сидит в кузове, машина отъезжает от вокзала, и за ней бежит человек в белой рубашке и совершенно окровавленный – после какой-то драки, затем запрыгивает в кузов. Понятно, что это не прибавило маме энтузиазма, который и так уже был на нуле. А прибавить ко всему этому то, что она очень скучала по мужу, да осознание того, что это так надолго… Но надо было, чтобы отец закончил аспирантуру. «Надо» – это слово всю жизнь сопровождало маму, и она покорно ему подчинялась. Это была тяжелая разлука для обоих, которая тем не менее не только не смогла разрушить, но и, напротив, укрепила связь родителей. Это все видно из их писем в этот период – удивительный сплав любви и профессионального сотрудничества. Терпение и нежность, с которыми отец помогал маме пережить разлуку, – ярчайшие составляющие этого сплава. А ведь он и сам наверняка скучал не меньше… Мне нечего вспомнить о том периоде – меня еще не было. Но письма родителей друг другу рассказывают о многом.


«Дорогая моя девочка! Спешу догнать тебя – ведь одному так тоскливо! Вся наша комната еще полна тобой: чисто подметенный пол, аккуратно застланная кровать, цветы, которые ты так любишь; словом, везде так чувствуется наведенный тобой и не тронутый еще мной порядок, что кажется, вот-вот откроется дверь, и раздастся родной голос забежавшей из кухни Ани: „Павлик, руки мыть – сейчас завтрак…“ Тихо, уютно, меня ласкает каждая вещь, а вокруг так и носится твое нежное: „My dear“…