В результате, с одной стороны, оспаривание доминирующих политик осуществляется ассамблеями, забастовками, пикетированием и оккупацией публичных пространств; с другой стороны, эти тела являются объектами множества демонстраций, которые принимают прекарность как условие перформативности власти.[89]

Цель Батлер, как она формулирует, – подчеркнуть очевидное в условиях, когда очевидное исчезает: по её мнению, существуют пути выражения и демонстрации прекарности, которые формируют экспрессивную свободу, принадлежащую публичным собраниям. И действительно, когда некоторые критики утверждают, что всё, что удалось Окупай – это просто собрать людей вместе на улицах, они – тем самым – фиксируют тот факт, что эти пространства часто закрыты для публичных собраний под предлогом «безопасности» и даже «общественного здоровья». Эксплицитные цели этих собраний различны: оппозиция деспотической власти, секьюритарным режимам, национализму, милитаризму, безгражданственности. Иногда это вызов самому капитализму или неолиберализму.

Батлер согласна, что это очень разные собрания, поэтому необходимы разные подходы для их изучения. Для неё важен тезис о значимости измерения телесности в понятии «воли народа» и в политическом поле в целом, когда она в своем анализе политики утверждает и помещает тело в сердцевину политического поля. По её мнению, именно тело в его выразительной, сигнификативной функции выдвигает то, что она называет «телесным требованием», считая именно его более подходящим для обозначения экономических, социальных и политических условий, более не подверженных формам прекарности. «Когда люди совместно занимают улицы, – формулирует Батлер в терминах эмансипаторности, – они формируют нечто вроде тела политики, и даже если это тело политики не говорит единым голосом – даже если оно вообще не говорит – оно тем не менее формирует, устанавливает свое присутствие как плюральная и упорная телесная жизнь».[90]

Как она неоднократно подчеркивает, для людей, которые все еще живут в номинальном контексте либеральной демократии, установка, что индивидуумы должны заботиться только о самих себе, а не о других, и что забота о здоровье, например, – это не общественное благо, а товар, может оказаться фрустрирующей и шокирующей. По её мнению, вопреки индивидуализирующемуся смыслу любых неудач, публичные собрания воплощают измерение политического, реализующее плюральную форму существования в социальных условиях, являющихся – вопреки некрополитике – одновременно разделяемыми, совместными, даже если политически несправедливыми.[91] Собрания осуществляют временную и плюральную форму сосуществования, которая конституирует определенную этическую и социальную альтернативу буржуазной «ответственности» перед «правоподдерживающим» (Беньямин) политическим порядком. В этом контексте Батлер рискует предположить, что формы собраний как собраний тел могут быть поняты как временная версия «народного суверенитета». В то же время, считает она, они могут быть также рассмотрены как необходимые напоминания о том, как легитимация функционирует в демократической теории и практике – а именно, как утверждение плюрального существования тел, которое ни в коем случае не является триумфом над всеми формами прекарности, реализуя одновременно, то есть в терминах онтологии двойственного как вынужденную прекарность, так и её эмансипацию.

Результатом анализа Батлер демократических политик в условиях одновременности 1) функционирования антагонистического и непредсказуемого «народа» и 2) деполитизации фигуры суверена, порождаемой в том числе и политиками перформативности власти, мобилизующей народное действие, становится её провокативный тезис о том, что никакое действие политической субъективности не осуществляется и не может быть понято вне терминов онтологии двойственного, устанавливающей и поддерживающей условия всякого политического действия. Политики народных собраний, как она показывает, также не могут избежать того парадокса, когда прекарные и субверсивные уличные собрания выступают формой действия, которое требует для своего сохранения условий, которые они оспаривают, как условий поддержания их влечения к жизни, которое Батлер считает конститутивной характеристикой политической субъективности (в этом тезисе заметно влияние на Батлер витализма Спинозы, о котором мы писали в предыдущей главе). «Тела на улицах являются прекарными, – пишет Батлер, – но они демонстрируют полиции силу и выносливость к физическому страданию. Эти тела также являются упорными и настойчивыми, настаивающими на своей длительности и коллективной «здешности»; и в этих недавних формах, организующих себя без иерархии, демонстрируются принципы равного обхождения, которых они требуют и от публичных институций. Таким способом эти тела перформативным образом выдвигают месседж, даже когда они публично спят».