Более того, даже если мы стремимся представить либеральную демократию, подчеркивая в ней по видимости инклюзивные характеристики включения каждой и каждого в демократию как форму политического, стремясь установить полностью включающую группу, мы, по мнению Батлер, вряд ли преодолеваем то, что Муфф и Лаклау назвали «конститутивным исключением»,[85] посредством которого устанавливается партикулярное включение («народа»), претендующее на универсальное («либеральную демократию») как политически универсальную форму современности.

Поэтому, как считает Батлер вслед за Лаклау и Муфф, в условиях современной некрополитики мы вынуждены признать, что любая формация «народа» частична. Такое признание требуется, по мнению Батлер, по следующим двум причинам: во-первых, многие исключения осуществляются без знания о них, во-вторых, исключения часто натурализуются как «нормальное» положение дел. Тем самым вопрос, является ли «народ» тем, кто выражает «народную волю» и могут ли эти акты самоименования быть квалифицируемы как самоопределение и считаться адекватным выражением народной воли, всегда остается открытым, по мнению Батлер.[86]

Являются ли публичные демонстрации, такие как Арабская Весна, Окупай или демонстрации против прекарности действительными и обещающими выражениями народной воли? Предположение Батлер в этом контексте – что мы должны прочитать эти сцены политического не только в терминах версии людей, которые их эксплицитно излагают, но и как отношения перформативной власти, посредством которых они приводятся в действие.

Первый тип действий, остающихся внепарламентскими, является, по её мнению, неизбежно преходящим, недолговечным. Но когда они открывают новые парламентарные формы (и это второй тип действий как инициированных властью), они рискуют утратить характер репрезентации народной воли.

Здесь Батлер и формулирует свой главный тезис перформативной теории собраний о том, что политическая форма демократии и народный суверенитет – не одно и то же.[87]

Народные собрания как предположительная форма народного суверенитета формируются и распадаются неожиданно – вследствие произвольных или непроизвольных условий, напоминает Батлер. Например, их преходящий характер проявляется, в частности, в том, что когда «народ» поддерживает и институализирует правительство, народный суверенитет утрачивается при проведении своих лидеров в парламент. Одновременно и правительства, которые возникают и исчезают именно благодаря совместным действиям народа, также обнаруживая себя в качестве всего лишь преходящих: ведь тогда они лишаются поддержки, обеспечивающей им легитимность. А её обеспечивает именно народный суверенитет.

Таким образом, в процессе функционирования народного суверенитета Батлер также обнаруживает онтологию двойственного. Она считает, что, в противоположность заявлениям правительства, главным качеством «народного суверенитета», когда люди собираются вместе, является сила выражения, отличающаяся от права говорить в рамках порядка данного. Другими словами, «народный суверенитет» означивает избыток по отношению к тому, что говорится во время собраний как практик «народного суверенитета», однако именно такой способ сигнификации является совместным телесным действием, или, как определяет Батлер, плюральной формой перформативности. Тезис о значимости силы выражения в политике по сравнению с практиками права говорить аналогичен тезисам Лаклау в его последней книге – «Риторические основания общества»,[88] где ставка делается именно на риторический элемент в политике. Ведь и Лаклау, и Батлер понимают понятие политического как никогда не завершенное без народной поддержки.