На присутствие в римском сознании образного осмысления времени указывают некоторые моменты праздничной культуры потомков Ромула. Отметим, к примеру, что во время праздников назначался особый префект, к которому переходили консульские114 обязанности [Ann.,VI,11]. Таким образом, праздник являлся разграничителем времени, так как он мог нарушить продолжительность отправления должностных обязанностей – магистратур, как правило, длившихся один год. Само присутствие такого разграничителя свидетельствует в пользу наличия образного восприятия времени, так как образ имеет четкие границы. Интересным представляется еще одно указание Тацита: в первый день Латинских празднеств115 обращение известного доносчика Кальпурния Сальвиана к префекту Рима о Сексте Марии – одном из испанских богачей – было сочтено нечестивым и опасным для Римского государства, и доносчик поплатился за это нечестие ссылкой [Ann.,IV,36]. Время праздника, следовательно, противостояло профанному времени, не брезгующему доносами.
Приведенные выше примеры прямого порождения качества времени связанными с ним событиями подводят к заключению о событийной наполненности и качественной оценке времени как двум важнейшим характеристикам восприятия римлянами временного потока. Кроме того, мы сделали вывод о конкретности и дискретности его восприятия, а также высказали предположение о доминировании образного варианта осмысления времени над однородно-абстрактным. Образная основа восприятия времени римлянами зиждилась на традиционности римского коллективного сознания, а также на эмоциональном переживании римлянами природно-космических циклов.
Постараемся теперь обнаружить элементы образности в восприятии римлянами пространства. Семантический анализ латинских терминов может дать нам некоторую информацию к размышлению над этой проблемой. В частности, для обозначения поселения в латинском языке присутствовали два термина: Urbs и oppĭda. Первый обозначал город, окруженный стеной, и применялся в основном по отношению к Риму. Вторым термином обозначались все остальные поселения (производное от него oppidānus – «городской», «из небольшого города», «местечковый», «провинциальный»). Кроме того, термин Pax («мир», «мирный договор», «спокойствие», «покой») мог обозначать как мирное пространство в целом, так и «омиротворенное», то есть завоеванное, присвоенное Римом пространство, – «Pax Romana». Следовательно, осмысливая окружающее пространство, римлянин в своем сознании выстраивал его образы, наделяя их теми или иными понятными ему смыслами.
Говоря о восприятии пространства римлянами, обратим внимание и на то, что у них существовали боги различных его фрагментов (рек, планет, Рима)116, оно, таким образом, персонифицировалось во множестве богов. Пространство, следовательно, воспринималось римским коллективным сознанием образно, как и время.
Таким образом, при попытке ответить на вопрос о том, что есть пространство для древних римлян, мы имеем два полярных наблюдения: с одной стороны, мы наблюдаем существование антропоморфных образов, но, с другой, – в повседневной жизни римлян мы обнаруживаем черты понимания пространства как однородной абстракции. Разрешение данного затруднения видится в следующем. В литературе, посвященной Древнему Риму, является весьма актуальным мнение о рациональности сознания его обитателей, но, в то же время, нет и отрицания того, что мышление римлян носило мифологический характер. Исходя из этого, так же, как и в случае со временем, мы имеем возможность констатировать наличие в их сознании двух тенденций, влияющих на восприятие ими пространства: рациональной (в результате воздействия которой пространство мыслилось неким способом координации на территориях вне Рима) и образной (пространство подвергалось разделению на содержательно-наполненные образы, наделявшиеся качественной оценкой, иногда имевшие антропоморфные черты). Наиболее существенная причина для выделения образного восприятия пространства у римлян – это его событийная наполненность.