Даже весь облик и фигуру учительницы математики Елены Никитичны представляю и сейчас. Она вела уроки не только в нашей школе, но и в расположенной почти рядом школе-десятилетке №10, где училась Лена. Е. Н. была отличным учителем, вот только учился я у нее плохо. Особенно не давалась мне геометрия, да и алгебра хромала еще как.

Я помню, что когда мы начали разбирать теорему о трех случаях равенства треугольников, я вдруг решил, что хватит, надо подтянуться. Засел за учебник и блестяще выучил теорему, а, главное, понял, как следует что к чему. На уроке поднял руку и получил пятерку. Но этого порыва хватило ненадолго. Почему-то особенно запомнилось, что мы довольно долго и подробно изучали вопросы подобия треугольников и других геометрических фигур, писали контрольные, весь этот раздел я абсолютно не понял и ничегошеньки не знал. Уж, наверное, за контрольную я получил пару, вряд ли мог потянуть на тройку.

Очень позорно учился по физике. Контрольную по электричеству в 7-м классе чудом списал у мальчика, сидящего сзади меня, так ясно представляю себе, как это было, помню и определенное чувство стыда.

Не забуду, что когда мы по алгебре перешли к решению задач на составление уравнений с одним или двумя неизвестными, домашние уроки, большей частью, становились непреодолимой трудностью. К Лене, которая, конечно, могла бы помочь, по непонятным причинам я не обращался, а родители не обладали и моими «знаниями» и не могли мне помочь. Подобные затруднения были и у Оси, моего закадычного друга, квартира которого располагалась в коридоре рядом с нами, у нас 43, у него 44. Отец Оси служил инженером в каком-то тресте, получил и гимназическое и высшее техническое образование. Вот к нему-то мы с Осей и обращались за помощью, правда, только по математике. Нас просто поражало, как легко Абрам Моисеевич разрешал наши вопросы и расправлялся с казавшимися нам трудными задачками. Вообще в отличие от мамы Оси Полины Моисеевны, приветливой красивой женщины, отец был какой-то хмурый, мрачный, неулыбчивый человек, и хотя всегда брался за помощь с уроками, но обращались к нему мы с некоторым трепетом. Сам Ося, единственный сын у родителей, учился в том же классе, что и я, но в другой школе – на углу Брюсовского переулка и Большой Никитской улицы.

Немецкий язык в школе вела маленькая, толстая седая женщина, для нас она была старушка, это была обрусевшая немка по фамилии Кноблах. Кто-то из классных поэтов, которых у нас было два, сочинил даже такие стихи:

По немецкому языку, который мы стали изучать с 5-го класса, я тоже оказался на «высоте», мои отметки были «уд» и «неуд». Дело дошло до того, что после одного из классных собраний, на которые ходила всегда мама, дома приняли решение поправить положение, и Антонину Ивановну пригласили приходить домой 2 или 3 раза в неделю на частные уроки. И эти домашние уроки дали какой-то толчок. Очень быстро, за пол-зимы, я стал одним из лучших учащихся класса по немецкому. Школьные знания языка послужили хорошей основой для изучения немецкого и дальше в МГУ.

Со второй ступени – 5—7 классы, у нас были организованы «ячейки». Сами мальчишки и девчонки объединялись в группку по 4—5 человек по взаимным симпатиям и интересам. Поощрялось совместное приготовление уроков, и главное предполагалось, что ячейки прививают будущих строителей коммунистического общества к коллективизму, взамен буржуазному индивидуализму личности. Правда, как в ячейках, так и за партами, мальчики были отдельно, девочки отдельно. Исключение в части парт, составляли две пары, пришедшие в нашу группу только в 5 классе. Это были брат и сестра Карповы – Сережа и Оля, а так же брат и сестра Вишневские – Шура и Саша. Сейчас я могу точно сказать, даже в каком ряду они сидели. Но многое и забылось. Когда в 1976 или 1977 году произошла у нас на Кастанаевской первая встреча с несколькими школьными и университетскими друзьями, тогда я еще мог назвать имена и фамилии, а также кто, где сидел за школьными партами.