Две учительницы для младших классов было нетипично тогда и, кажется, и теперь. Но наша школа и не была типовой районной школой, а называлась очень гордо – «Третья образцово-показательная школа №3 Хамовнического района им. Карла Маркса». Поэтому, по третий класс у нас был и урок ритмики, на котором нас не учили танцевать, а под музыку (пианино) в спортивном зале мы как-то учились плавно и красиво ходить, еще что-то делали. С пятого или четвертого класса пару лет был еще один необычный урок – выразительное чтение. Вел эти занятия Сергей Иванович Киселев. Смысл занятий заключался в том, чтобы научить нас правильно говорить, т. е. правильно произносить в словах все буквы. Я, например, говорил правильно, а Лася не выговаривал букву «Л». Например, по команде С. И. мы громко и главное ясно должны были говорить упражнения на «р» – «тря-ря-ряря, трю-рю-рюрю, тра-ра-рара» и т. д. Задавались упражнения на дом, выучить стихотворение, например, на закрепление произношения буквы «л». Его помню и теперь:

И еще многое другое было на уроках, а чтобы мы не могли заскучать, учили еще всякие скороговорки и соревновались, кто большее число раз, допустим, скажет без ошибок и быстро что-либо типа «на дворе трава, на траве дрова».

Может быть, в то время, о котором я пишу, не было как таковых логопедов, но уроки С. И. помогли многим ребятам. И, в частности, Лася стал достаточно нормально выговаривать «л».

У нас в школе были замечательные кабинеты физики, химии, занятия сопровождались опытами. Правда, опыты по физике проводил преподаватель, а в химическом кабинете, и мы сами ставили какие-то опыты.

Еще одним не типичным явлением для обычной школы, была система завтраков. За несколько минут до начала большой перемены, преподаватель спрашивал: «кто сегодня дежурный» и пара дежурных отправлялась, не дожидаясь звонка, в подвал на кухню. Там стояли большие деревянные лотки, на каждом гора разрезанных пополам белых французских булочек (позднее, в период борьбы с космополитизмом – в 40-х годах их переименовали в «городские») и фаянсовые кружки со сладким чаем, либо с какао, либо теплым молоком. Дежурные приносили лоток в класс, а дальше каждый был волен закусить или не брать ничего.

Многие педагоги были просто замечательными. Например, в седьмом классе химию у нас преподавал Глинка, впоследствии выпустивший знаменитый школьный учебник по химии. Живо помню учителя географии – Евгения Митрофановича. Это был толстый и высокий уже не молодой мужчина, обязательно в черных брюках и белой толстовке. Он вел свой предмет увлекательно и интересно. Имел обыкновение подойти к первой парте среднего ряда, и стоя, упираясь животом в парту, проводить урок, подходя иногда к развешанным на доске картам. Карты, кстати говоря, тоже приносились из специальной кладовки дежурными. У многих мальчишек нашего класса была мечта – намазать незаметно парту мелом и тогда Е. М. запачкает свои брюки. Но дальше этой какой-то глупой мечты, дело не пошло. Вообще, я совершенно не помню, чтобы хотя бы раз за непослушание, разговоры выставили какого-то из класса. Мы были и послушные, и дисциплинированные. Максимум, что мы могли себе позволить, так это перед началом уроков кучкой собраться на лестнице, ведущей снизу из учительской в коридор, и, увидев преподавателя с шепотом «зека» (смотри), прибежать в класс и сесть во время на место.