Прошли зима и весна, осенью 1923 года я иду в школу. Папа работает у дяди Моисея Этингера, одного из совладельцев процветающей частной фирмы «Бумага-Картон». Жалованье (тогда так говорили, потом стала «зарплата») видимо хорошее, где-то служит и Ласин отец. И вот Этингеры, Роднянские и мы отправляемся летом в Крым. Папа, дядя Моисей и дядя Давид остаются в Москве.

Довольно хорошо помню, что мама снимает небольшой домик в Алупке у самого Воронцовского парка. Вокруг домика груды больших и малых камней, это место носит название «Хаос». Мы с Леной и мамой ходим мимо знаменитого Воронцовского дворца на море, идти минут десять. Дворец, кажется, был тогда закрыт, но можно было походить и полюбоваться огромной беломраморной террасой, с лежащими по бокам на ступеньках спуска к самому морю изваяниями львов. Если не ошибаюсь, так называемая Ялтинская конференция военного 1944 года, где встречались Сталин, Рузвельт и Черчилль, обсуждая ход войны с Германией, проходила именно там. А само название парка и дворца идет от графа Воронцова, царского наместника в Крыму.

В киоске в парке мама покупала нам с Леной мороженое и чудесный прохладный кефир. Это было наше первое знакомство с этим напитком, в Москве его еще не было.

Все было бы неплохо, но очень скоро мы поняли, что надо куда-то срочно переезжать. Днем солнце страшно нагревало камни «Хаоса», ночью они остывали, но в доме уже было невозможно жарко и душно, а в открытые окна налетали москиты, которые нас бешено кусали. Через несколько дней мы переехали в расположенное поблизости местечко Симеиз, хозяйка большого двухэтажного дома сдала нам просторную комнату на втором этаже с балконом. Внизу помещалась вся большая семья Этингеров: сестры тетя Фаня, тетя Маня, Сима и маленькая Инна, Женя и Эся.

В Симеизе было чудесно. К морю дорога шла через тянущийся вдоль побережья парк, купались мы рядом со знаменитыми двумя скалами «Диво» и «Монах». У нас сохранились фотографии этого места. Во время известного крымского землетрясения (кажется 1927 года) скала «Монах» была разрушена и упала обломками в море.

На «Диво» шла узкая лестница, с железными перилами, мы несколько раз поднимались туда на огороженный маленький пятачок на самом верху, откуда открывался красивейший вид на море, берег, городок.

Я особенно подружился тогда со старшей из девочек Этингеров Женей. Мне уже было 9 лет, ей наверное 11—12. К «Диву» и «Монаху» подходила перпендикулярно кромке берега довольно высокая и протяженная гора, на разных уровнях которой были тропинки. Там мы с Женей любили бродить и, в конце концов, всю гору изучили и даже нашли одну или две небольшие пещеры.

Трижды в день все отправлялись питаться в пансионат на виллу «Ксению» (название крепко засело в память). Это было частное заведение, хотя, может быть, что-то тут путаю. На втором этаже размещалась большая столовая с идущим по фасаду широким балконом под крышей. Наш столик был на этом балконе. Кормили очень вкусно, я не помню, чтобы меня надо было уговаривать что-то съесть. Но особенно мы с Леной любили «барабульку». По-местному так называли маленьких рыбок, выловленных в море, пожаренных на сковороде. Наверное, именно за «вкусноту» так и запомнилась одна только барабулька.

В Симеизе было постоянно несколько извозчиков крымских татар. На длинную, запряженную одной или двумя лошадьми, пролетку садились боком по движению на приподнятую центральную часть пассажиры, образуя два ряда, спиной друг к другу. Можно было разместить так, наверное, человек 10—12.

Однажды вечером, мы и все Этингеры поехали со знакомым извозчиком Ибрагимом куда-то далеко и высоко в горы, посмотреть Симеизскую обсерваторию. Не очень помню это путешествие, но в телескоп нам показали Луну, звезды, что-то при этом рассказывая и объясняя.