Катя вынесла посуду и продукты, расставила их на столе, а сама вернулась в дом.

Степан с мальчишками. Урок механики

Степан ковырялся в гараже со старым отцовским мотоциклом. Хороший повод показать его для Коли:

«Мужик в доме растет, – обязан в технике разбираться».

Зеленый Милхаевский «Урал», с коляской, стоял посередине помещения, бензобак у него был откручен и снят.

Степан перелил остатки бензина в другую емкость, а бак промыл водой.

– Папа, а зачем ты туда воды налил? – спросил Коля.

– Сейчас мы его будем чистить. А водой промыл – от бензина, чтобы он не бабахнул. Знаешь, какие пары опасные: если рванет, то никуда не спрячешься – и окна вылетят, и двери с петель по срывает. Так что вот.… Пропарить бы его сначала, а после почистить.

– А что потом?

– А потом карбюратор будем разбирать.

– Папа, что такое карбюратор, зачем он нужен? – смутился Коля. Он слез с табурета и подошел к отцу.

– Карбюратор – это деталь такая, служит она, чтобы бензин смешивать с воздухом и рабочим газом. Потом вся эта смесь подается в цилиндры, – указывал Степан. – В цилиндрах смесь загорается и толкает поршень, а он уже вращает коленвал и передает усилие на трансмиссию… – Степан увлекся объяснениями, позабыв, что сын его еще маленький и многого не понимает.

– Чего-то я не понял, папа, – в подтверждение отозвался Коля. – Почему «калёный вал»? – он шмыгнул носом и утерся грязной рукой.

– «Коленвал» правильно надо говорить, – поправил отец. – Похож он сильно на колено. Так коленвал этот передает вращение в коробку передач, а оттуда цепью на колеса, и мотоцикл едет, – опять увлекся объяснением Степан.

– Папа, я не понял ничего, – озадаченный Коля почесал лоб своей маленькой ладошкой. На его лице – под носом и на лбу красовались темные следы отработанного масла.

– Ладно, видишь вот эту штуку? – указал отец на зеленую емкость. – Это бензобак, отсюда топливо в карбюратор попадает, а дальше в двигатель. – Вот они. Бензин сгорает в двигателе, и дальше… – задумался Степан, а потом махнул рукой: – Ну, в общем, дальше колеса крутятся и мотоцикл едет. – Он не нашел ничего лучшего, как сократить объяснения, чтобы не запутать сына. – Теперь понятно? – с сомнением посмотрел.

– Понятно! – Коля просиял. Он был смышленым, и любил все переделать на свой лад.

– Тогда давай, повтори, что я тебе сказал! – напрягся отец, объясняя сыну.

– Ну, ты сказал… и я понял… – растерялся Коля.

– Чего?

– Мы в эту дырку бензина наливаем, а мотоцикл его кушает. Силы у него появляются, и он от этого едет!

– Да нет же…, на самом деле.… Ну, в общем.… Да, примерно, так оно и есть, – махнул рукой Степан. – «Пусть лучше так всё понимает, чем совсем никак».

Коля залез на табурет. На коленях его штанов были аккуратно пришиты заплатки. Любил он все исследовать, залазить везде, проверять. Каждый вечер он приходил домой чумазый и растрепанный. Одни глаза да зубы белые, да детская улыбка на лице.

Оюна понимала, – ругаться не имеет смысла. Хотя, порой, нервы у нее не выдерживали, и Коле попадало по первое число:

– Ты чего там делал? Весь измазался, всю одежу замарал… – строгим голосом спрашивала мама. – Хоть бы немножко меня пожалел, каждый день такие ворохи стираю.

Одежда у Коли не однажды зашивалась. В основном разрывались локти, коленки и рукава. А пуговицы, – так вовсе служили расходным материалом: ежедневно в детских играх и «уличных боях» сын отрывал по одной, две, а иногда по три. Как-то дошло дело до того, что все пуговицы он оторвал разом, некоторые даже «с корнем». На их месте зияли разлохмаченные дырки.

Куртка Колина была не новая, не единожды перешитая, еще и перелицованная, из плотной ткани, выгоревшая на солнце. От времени она разъехалась по швам и изрядно растрепалась. Давно уже просилась на покой, – в утиль. Когда-то, в своей далекой молодости еще сам дед ее носил. Потом на Степана перешили. Ну а после, по наследству, к Коле перешла.