Кода мы приплыли в Касимов, вместе с нами сошли всего несколько человек – таких же «данников». Папа оставил нас с мамой на пристани с вещами, а сам пошел подбирать пристанище. Так как он был чересчур разборчив, то пришел он самым последним, и мы уже начали волноваться. Но выбрал он в общем неплохой дом с русскими хозяевами (в Касимове жили почти одни татары) и большим садом, он снял две комнаты с отдельным входом. Дом был расположен на левом высоком берегу Оки, в шаговой доступности до реки. Папа снял это помещение, как он оказал «за гроши». Он оставался с нами двое суток, дождавшись нашего же парохода, который дошел до Нижнего Новгорода, простоял там сутки и возвращался в Москву. Папа, естественно побывал на рынке, был удовлетворен разнообразием продуктов, но очень расстроился тем, что на рынке был совсем небольшой выбор говядины, но зато все прилавки ломились от конины. Папа строго-настрого запретил маме покупать конину и кобылье молоко, которое было очень дешевым, а коровье молоко гораздо дороже, как и говядина по сравнению с кониной. За говядиной и коровьим молоком надо было ходить на рынок с раннего утра. Зато овощи и фрукты были на рынке в изобилии и по доступным ценам. После папиного отъезда мы с мамой утром после ее возвращения с рынка (раз в два-три дня) ходили на Оку. Слева от пристани вверх по течению был прекрасный пляж с очень мало покатым дном: мне надо было сделать не менее 8 -10 шагов, чтобы вода достигла груди. На пляже было полно народа, особенно после обеда, но мы ходили утром, когда купающихся и загорающих было еще мало. Ребята, в основном местные татарчата, все хорошо плавали и наперегонки переплывали Оку. Я же барахтался около берега, так как мама запрещала мне заходить далеко в воду. Как-то один из местных мальчиков сказал мне, чтобы я попробовал поплыть вдоль берега, опустив голову в воду и закрыв глаза. Я попробовал: получилось. На следующий день я мог уже проплыть таким способом метров пять-шесть, а затем стал высовывать голову из воды и продолжать плыть. Так, в пять лет я научился плавать, но все равно далеко не заплывал.

В пять лет я уже читал, и мама взяла с собой несколько детских книжек, и после обеда и сна я читал сказки и повести Пушкина, рассказы Сетона – Томсона (тут я, наверное, прихвастнул, я прочитал эти книги год-два позже). Мама же ставила на все послеобеденное время на стол в саду свою пишущую машинку и печатала переводы, которые набрала на все три месяца. К тому времени она уже зарекомендовала себя одной из лучших переводчиц химических статей с английского и немецкого языков. В издательствах, с кем она работала, ей даже давали выбирать "по вкусу" наиболее ей понравившиеся по тематике статьи. Папа приехал в середине августа, чтобы провести с нами отпуск и уехать вместе в Москву. Видимо, у него закрались подозрения, что мама покупала конину, хотя перед его приездом мама вымыла всю посуду и не оставила следов своего “преступления”. Даже я понимал, что платить за говядину было в два-три раза дороже, чем за конину, а котлеты из конины были ничуть не хуже, чем из говядины. Однако когда надо было собираться в дорогу, мама одна пошла на рынок и, уж не знаю почему, купила конину. На обратную дорогу она наготовила котлет из чистой конины, которые все-таки отличались от говяжьих и вкусом и запахом; видимо, глухота компенсировалась обонянием, и, когда на пароходе мама дала нам бутерброды с котлетами, разразился скандал, и все котлеты полетели за борт, ели мы то, что папа покупал на пристанях, в основном молочные продукты, овощи, ягоды, маринованные и соленые грибы, в которых он, понимал толк и разглядывал их очень пристально. Подъезжая к Москве, уже в Коломне случилась неприятность. На день рождения мне подарили фотоаппарат "Фотокор" и у меня оставались две кассеты. Подъезжая к Коломне, я увидел очень красивый мост через Оку. При вечернем освещении он так и просился на фотопленку. Я быстро обегал в каюту, достал фотоаппарат и побежал на корму, так как мост уже оказался позади парохода. Сделав два снимка, я пошел к себе в каюту, но был остановлен моряком в форме – помощником капитана. Он отвел меня в свою каюту и стал интересоваться кто я такой, с кем плыву и т.д.. Позвали палу и предъявили ему документ об уголовной ответственности за фотографирование стратегических объектов. Бедный папа сначала ничего не понял, но потом, когда понял, что я снял на свой детский фотоаппарат железнодорожный мост, предъявил свой документ персонального значения, извинился, что недосмотрел за мной, засветил кассеты, после чего мы с миром были отпущены. Помня тот случай, я старался даже за границей, не говоря о нашей стране, не снимать что-либо похожее на стратегический объект.