Я фотографирую купавку, фотографирую купающихся в пыли воробьёв, двух кур, петуха, котёнка, играющего на солнышке с тенью от своего хвоста… А над нами в «густой, как мазь» и одновременно прозрачной синеве летят по ветру тонкие порывистые ветви берёз.

Нина останавливается у дома необыкновенной красоты. Всё в нём от крыши, наличников, занавесок в окнах и до последнего камешка в саду дышит таким изяществом, такой благородной простотой и гармонией и в то же время лёгкой и светлой грустью, что я замираю от восторга.

Из дома, задрав хвост, важно выходит наш Рыжик. Следом за ним, мягко ступая, идёт женщина в платье, напоминающем русский сарафан, с резными деревянными бусами на груди. Женщина немолода, но до чего же прекрасна! Как добрая волшебница из сказки.

– Это Татьяна, – представляет Нина.

– Какой у вас дом замечательный! – восхищаюсь я. – И забор, и сад… Прямо произведение искусства!

– Да какое там искусство… Разве что, когда зацветёт, будет поинтереснее, – говорит Татьяна. – Заходите!

– Таня – архитектор, а её муж – художник, – рассказывает Нина. – Они старожилы здешние, можно сказать, основатели нашей дачной колонии.

В светлой комнате под большой картиной с летящей берёзовой листвой – круглый стол, покрытый зелёной шёлковой скатертью. Вроде обычный стол и картина совсем простая – как распахнутое окно, но меня снова будто кто-то останавливает на бегу и мягко берёт за руку: в комнате стоит внимательная, чуткая тишина, всё объято покоем и нежной печалью. Чудесный, сказочный дом, в котором хочется остаться навсегда.

– Картины все мужа, – говорит Татьяна, – а я больше декоративно-прикладным баловством развлекаюсь…

– Я раньше на это баловство по несколько раз на дню бегала смотреть, – смеётся Нина. – Приду, а на этом столе обязательно лежит наш Рыжик.

Будто в подтверждение её слов, на стол впрыгивает Рыжик.

– Правильно, Рыжик! – одобряет Татьяна. – Прекрасно смотришься – рыжее на зелёном. У Рыжика здесь второй дом. Нина, когда уезжала, всегда его у нас оставляла.

Мы приглашаем Татьяну на банкет и возвращаемся.

– А Рыжик-то как взбодрился, – говорю я. – Даже взгляд совсем другой, посвежел, вроде даже загорел, нос стал красный…

– Да, ему здесь хорошо, – соглашается Нина. – Во всяком случае, лучше, чем в квартире сидеть. А вот что нос красный – плохо. Это аллергия. Каждый год так – нанюхается тут всего, и нос краснеет, и уши, и темя… Дня через два пройдёт.

– Надо же! У кошек тоже бывает аллергия?

– Ну а как же! У рыжих, по крайней мере, точно.

Дома мы застаём приготовления к шашлыку. Володя колет дрова, а муж Ольги Сергеевны, Саша, и другой сосед, Виктор, нанизывают мясо на шампуры. Слышу, как они вполголоса подсчитывают участников застолья:

– Нас двое, твоя Рита, Ольга, Володя, Нина, девочка Володи…

«Девочка Володи» – это, очевидно, я. Что ж, очень приятно. «А мне-то как приятно», – вспоминаю я наше знакомство полтора года назад.

– Лена, а где тот бальзам, что ты мне подарила? – раздаётся строгий Володин голос.

– У тебя остался, в Серебрянке.

– Почему же ты не взяла?

– Ты ведь не сказал, я не знала…

– У нас и так много вина, – говорит Нина. – Ты бы лучше забор поставил.

– Что, прямо сейчас, что ли? – взвивается Володя. – Потом…

Медленно, нехотя, как бы в раздумье закатывается за круглые холмы солнце. В полном согласии с ним удлиняются тени. Какой бесконечный сегодня день! Ну и весна у нас в России – солнце чуть ли не до одиннадцати и короткие, светлые соловьиные ночи!

Я помогаю Нине на застеклённой террасе накрывать длинный обеденный стол под оранжевым абажуром. Надо почистить копчёную рыбу.